Особенно,... 
2 
Молебен был долгим и очень волнующим. После службы принцессы подошли к королеве и по очереди поцеловали ей руку, заставив присутствующих прослезиться от умиления. Но все это было позади, и теперь королева давала торжественный обед для членов своей семьи, численность которой превышала шестьдесят человек.
Зенка знала, что с минуты на минуту начнется парад «голубых мундиров», за которым Виктория будет наблюдать с балкона, а затем состоится церемония вручения подарков.
Как будто угадав ее мысли, раздался возглас:
— Дорогу Ее Величеству!
Зенка поспешно встала, и в этот момент в зал, шурша черными шелками, вошла королева и направилась к балкону.
Только вечером, когда закончился обед, на котором королева присутствовала в платье, расшитом серебряными розами, трилистниками и чертополохом[1], кузины продолжили свою беседу. Они направились в Китайский зал, чтобы полюбоваться на фейерверк, и Вильгемина вновь начала ныть:
— Так и знала, что ты не останешься танцевать!
— Я так устала за сегодняшний день, что у меня гудят ноги, — призналась Зенка, наблюдая за взлетающими в небо разноцветными искрами. — Посмотри, какое чудо! В жизни не видела ничего красивее!
Но Вильгемине было не до фейерверков.
— Я хочу выйти замуж за короля, — неожиданно оказала она.
— За короля? — переспросила изумленная Зенка. — Почему?
— Из меня выйдет отличная королева. А в бриллиантах я буду выглядеть даже лучше принцессы Уэльской, — не моргнув глазом заявила Вильгемина, у которой под действием выпитого за обедом вина развязался язык.
Зенка едва удержалась от смеха. Вильгемине проще было бы забраться на луну, чем пытаться соперничать с принцессой Уэльской, которая по праву считалась первой красавицей в королевской семье.
Каждый раз при виде принцессы Зенке казалась, что та не идет, а парит над землей, а уж не восхититься лебединым изгибом шеи Александры и ее чарующей улыбкой было просто невозможно.
— Мне кажется, что кузине Александре приходится нелегко, — тихо проговорила Зенка.
— Это ты о любовных похождениях принца? — Вильгемина презрительно махнула рукой. — Подумаешь! Зато у нее есть бриллиантовая тиара, ожерелье и она будет королевой.
— Я думаю… — задумчиво начала Зенка.
— Не о чем тут думать! — оборвала ее Вильгемина. — Я хочу быть королевой. Хочу! Все европейские принцессы давно пристроены, а до меня никому нет дела. Это несправедливо!
В ее голосе прозвучали горькие ноты, и Зенке стало жаль кузину.
— Но в Германии столько герцогств и княжеств, — сочувственно сказала она. — Неужели там нет холостых монархов?
— Ни одного: все давно женаты, — мрачно покачала головой Вильгемина.
Зенка и сама знала, что на все более или менее важные троны в Европе королева Виктория уже успела посадить своих дочерей и внучек. И все они: Викки, крон-принцесса Германии, Алиса Гессенская, Элен Шлезвиг-Голштейнская и многие другие — присутствовали на обеде.
Похоже, бедной Вильгемине и впрямь было не на что надеяться.
— Вспомнила! — воскликнула с торжеством Зенка. — Каранийский король Миклош не женат!
Но, к ее удивлению, хмурое лицо кузины стало не радостным, а еще более угрюмым.
— За этого человека я бы никогда не вышла замуж! — отрезала она.
— В чем дело? Чем он тебя рассердил? — спросила удивленная Зенка.
— Это не человек, а грубое, противное животное. Кроме того, у него обезображено лицо и повреждена нога, — в сердцах выпалила Вильгемина.
— Но тебе-то что он сделал? — продолжала настаивать Зенка.
— В прошлом году он был здесь на балу.
— Да? — удивилась Зенка. — Я его не помню.
В этом не было ничего удивительного, так как в прошлом году ей было только семнадцать и ее отправили спать вместе с другими малолетками.
— Так что случилось? — с любопытством повторила Зенка.
— Король не мог танцевать из-за поврежденной ноги, — медленно заговорила Вильгемина. — Мне стало его жаль, и я решила побеседовать с ним.
Она сделала паузу, и в ее глазах вспыхнул злобный огонек.
— Я на мгновение отвернулась и тут же услышала, как он сказал мужчине, стоявшему рядом с ним: «Уберите от меня эту толстую фрау! Меня от нее уже тошнит».
Зенка прикусила губу, чтобы не расхохотаться.
— Как он нехорошо повел себя, — с трудом проговорила она.
— Он говорил по-каранийски, — мрачно продолжала Вильгемина. — Наверное, думал, что я ничего не пойму, но ошибся. Я дала клятву, что никогда, ни при каких обстоятельствах не скажу ему ни слова.
2 
