Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
85 
Нет, в одиночку мне его аккуратно не вынуть. Надо двигать за помощью.
Я поглядел на ту сторону озера. Над длинным домом старины Полбочки вился дымок. У него и лошадки есть, и сани.
Подошла Гудрун. Прихрамывая и придерживая правую руку левой.
— Что с тобой, Эйвинд?
— Ушибся немного, — произнес он почти весело.
— А я вот, кажется, руку сломала… — пожаловалась девушка.
— А не надо было тебе за нами ехать.
— Тебя не спросила! — привычно огрызнулась Гудрун.
— Вот что, голубки, — сказал я. — Вы тут поворкуйте, а я сбегаю на тот берег — к Хегину. За подмогой и лошадкой.
— Обойдусь я без лошадки! — недовольно буркнула Гудрун. — Дойду уж как-нибудь.
— Ты — да. А он?
Тут эта эгоистичная дурочка сообразила, что с новым женихом, действительно, неладно.
— Эйвинд! Что с тобой?
— Да вот… Никак встать не могу, — проговорил он уже не так весело.
— Так давай мы тебе…
— Не трогать! — рявкнул я. — Вот, сядь сюда, — я скинул рукавицы и положил на камень. — И голову его аккуратненько на колени возьми. Вот так. А руку свою — сюда, — я сделал из шарфа петлю, накинул ей на шею. Сидите и ждите меня! Я скоро!
Вернулись мы минут через сорок. Быстрее не получилось. Пока я всех сгоношил, пока лошадь запрягли, пока дотопали…
Гудрун (молодец) сидела в той же позе и что-то напевала. Эйвинд лежал, смежив веки. До чего ж все-таки он красив, королевич!
Зла на него по-прежнему не было. Сам удивлялся. Хотя, не грохнись он на камни, я б его непременно вызвал… Если бы сам не грохнулся.
Мы подъехали, и Эйвинд открыл глаза.
— Ну как, боль не появилась?
— Болит малость, — произнес он тихо. По интонации я догадался: болит вовсе не «малость». — А рук по-прежнему не чувствую.
Похоже, все-таки позвоночник…
— Ну, братва, взялись аккуратненько… Очень аккуратненько…
В восемь рук (кроме Скиди Хегин прихватил еще двух работников) мы очень осторожно вынули королевича из щели и положили на сани, где я загодя расстелил медвежью шкуру. Эйвинд висел на руках как ватный.
— Куда? — спросил Хегин. — Ко мне или к тебе?
— К Рунгерд.
Если кто и сможет оказать парню медицинскую помощь, то это она. Хотя если с ним случилось то, что я думаю, то здесь нужен нейрохирург, а не знахарка-ворожея.
Глава тридцать вторая,
в которой герой получает от своего соперника бесценный дар
— Он сказал: твоя удача сильнее, чем его, — вид у Рунгерд был усталый и невеселый. — Объясни мне, Ульф, почему лучшие из вас, мужчин, только и делают, что ищут, где рискнуть головой?
— Это была не моя идея, — напомнил я. — Можешь спросить у своей дочери.
— У моей дочери в голове — тряпки да побрякушки, — вздохнула Рунгерд. — Со временем она поумнеет. Наверное. Но Эйвинду это уже не поможет.
— А он умрет?
— Не знаю. Может, и нет. Его ноги чувствуют боль. Это значит, что хребет не сломан. Зато у него сломаны ребра. Я наложила повязку и дала ему питье, чтобы он уснул. Попросила богов быть к нему снисходительнее. Не знаю, что будет. Ты знаешь, что его трэль убежал в Роскилле?
— Зачем? — Я удивился. На мой взгляд, в такой ситуации слуга должен ни на шаг не отходить от хозяина.
— Расскажет хирдманам Эйвинда, что произошло. А может, просто удрал. Если Эйвинд умрет, раб ляжет в костер вместе с ним. Он знает об этом.
Так и было бы. Я уже достаточно хорошо знал обычаи скандинавов, чтобы не усомниться в словах Рунгерд. В костер ляжет не один раб. Сыну конунга в посмертии «понадобится» целый штат сопровождающих: слуги, наложница, конь…
— Тогда он точно смылся, — заметил я.
— Я так не думаю.
— Почему?
Я попытался сообразить, что может подвигнуть раба на этакую самоотверженность.
Допустим, соратники Эйвинда сочтут раба достаточно полезным, чтобы сохранить ему жизнь. И отправят на костер кого-нибудь еще…
Все-таки я еще довольно слабо разбираюсь в психологии аборигенов средневековой Дании.
Выяснилось, что сгореть в одном костре с господином — это не трагедия, а бонус. Ну как же! Хозяин-то отправится наверх, в Валхаллу. И его спутники по кремации — вместе с ним. Само собой, быть им там рабами, а не хозяевами посмертной жизни, но кто-то из классиков античности очень точно заметил, что лучше быть последним рабом на земле, чем королем в подземном мире Хель.[46] А тут даже и не на земле, а в Асгарде…
85 
