Молчание.
Онищенко поглядел на врача, тот пожал плечами: я же предупреждал.
– Но он меня слышит? – спросил опер.
– Да.
– Это хорошо. Валя, ты помнишь меня? Я – Онищенко. Ты работал по делу Суржина. Ты разговаривал с Мучниковым. Потом тебя ударили по голове. Ты видел, кто это сделал?
Молчание.
– Что тебе сказал Мучников?
Молчание.
– Что ты о нем знаешь?
Губы лежащего шевельнулись.
– Ты что-то знаешь о Мучникове, да?
– Время,– напомнил врач.
Онищенко не обратил на него внимания.
– Что ты знаешь о Мучникове, Валя? – он наклонился так низко, что почти касался лица раненого.
– Он… – сиплый звук вытек из потрескавшихся губ,– …на Кренова…
– Что, что? – заволновался Онищенко.– Мучников охотился на Кренова, а попал в Суржина?
– Нет…
Раненый приоткрыл глаза, бросил на опера косящий взгляд и произнес неожиданно внятно:
– Мучников работал на Кренова.
И тут же грудь его заходила вверх-вниз, на губах запузырилась слюна.
– Вон! – рявкнул доктор, с неожиданной силой оттолкнул здоровенного опера и склонился над больным:
– Сестру! Быстро!
Онищенко выскочил в коридор, завопил:
– Сестра!
Через полминуты в палате уже теснилось с полдюжины белых халатов.
Онищенко присел на подоконник и стал ждать. Ему очень хотелось курить, но он мужественно терпел.
Примерно через полчаса белые халаты один за другим выбрались из палаты и разошлись по своим делам. Онищенко отлип от подоконника, догнал курирующего и деликатно взял его за лацкан:
– Как он?
– Выкарабкается.
Сверху Онищенко было видно, что редкие волосы на макушке доктора слиплись от пота.
Врач поглядел на Онищенко, подумал немного и спросил:
– Спирт пьете?
– Я все пью,– честно ответил опер.
– Тогда пошли ко мне в ординаторскую.
Когда Онищенко позвонил Дугину, язык ему еще подчинялся, но с некоторым трудом.
– С тебя пузырь… – развязно заявил он «соседу».– Или два… Или три… Или четыре…
– Что ты узнал? – перебил его Дугин.– Говори!
– Узнал! – важно изрек Онищенко.– Вот так! А вы – нас…
– Павел! – рявкнул Дугин.– Давай по делу!
– Кренов!
– Что Кренов? – уже догадываясь и холодея от этой догадки, произнес майор.
– Ты искал главного – вот тебе главный! Кушай с маслицем! – пробормотал Онищенко и пьяно захихикал.
Часть четвертая
ОРГАНИЗАТОРЫ И ИСПОЛНИТЕЛИ
Глава первая
Деферу не спалось. Его беспокоило происходящее. Его беспокоил вчерашний ритуал: будущее, затянутое голубым туманом, упорно не открывалось, у жертвенной крови был странный щелочной привкус. Дефер зажег ночник. Красный, тусклый, так любимый Дефером свет не успокаивал.
«Не поехать ли в морг?» – подумал Дефер.
Пустые, лишенные душ оболочки, запах мертвечины… Как славно!
Нет! В морг он не поедет. Там сегодня бандиты свои дела крутят. Тупые животные. Толку от них – ноль. Простейшее дело запороли. И еще претензии смеют выставлять! Он им покажет претензии! Полные штаны наложат, ублюдки!
Дефер потянулся к телефону.
– Агентство знакомств «К вашим услугам!» – пропел сладкий голосок.
– Жук, это я,– сказал Дефер.
– Доброй ночи, шеф! – Сутенер изо всех сил старался выразить радость, но Дефер явственно ощущал его страх. Что-что, а страх Дефер чуял за тысячу километров. Он сделал паузу, чтобы страх углубился. Приятное чувство.
– У нас все в порядке, шеф! – сообщил, не выдержав, сутенер.– Все нормально.
– Знаю,– веско уронил Дефер.– Пришли мне мальчишку, того, беленького, позавчерашнего.
– Он… отдыхает, шеф,– нервно проговорил сутенер.– Немного не в форме. Может, другого? Есть…
– Этого,– отрезал Дефер.– Сейчас.
Положив трубку, сатанист перевернулся на другой бок. Широкая французская кровать качнулась, как огромная лодка.
Дефер выключил ночник, прикрыл глаза и начал представлять, что он сделает с мальчишкой. Надо что-то новенькое, особенное…
Дефер не заметил, как задремал, а когда проснулся…
В комнате кто-то был. Кто-то живой, незнакомый…
– Кто здесь? – Дефер щелкнул ночником…
И увидел над собой черные безликие головы.
– Вставай, Гунин,– донеслось из-под черной личины.– Пора!
– Нет! – закричал жрец.– Нет! Еще рано! Еще не время!
Страшной силы рывок выдернул Дефера из-под одеяла. Дефер полетел лицом вниз, в ковер. Еще на лету могучий удар настиг его, подбросил – боль насквозь пронзила сатаниста.