21 
С трудом скрывая отчаяние, она все же заговорила:
— Джеймс, у меня к вам еще один странный вопрос. Ведь вы классицист — можете объяснить мне толкование слова «эврика»?
Рутерфорд опешил.
«Кэтрин что-то от меня скрывает».
Искренне желая помочь ей, он сочувственно улыбнулся:
— «Эврика», вы сказали? Полагаю, мне нет смысла интересоваться, зачем вы спрашиваете это?
Кэтрин виновато проговорила:
— Нет… Но, прошу вас, доверьтесь мне. Это важно.
Рутерфорд рассмеялся и покачал головой, а Кэтрин продолжила:
— Насколько мне известно, первым это слово произнес Архимед. Он сел в ванну, и его вдруг осенило, что масса тела вытесняет пропорциональное количество воды, в которую помещено. И тогда он воскликнул: «Эврика!», что означает: «Нашел!», выпрыгнул из ванны и помчался голый по улице, визжа от радости.
Рутерфорд задумчиво посмотрел на нее.
— Подозреваю, вы сейчас рассказали мне заимствованную версию.
— В смысле?
— Первым крикнул: «Эврика» не Архимед, а Пифагор, открывший зависимость квадрата гипотенузы в прямоугольном треугольнике от суммы квадратов катетов. Версия с голым Архимедом и ванной с водой появилась позднее и всегда очень нравилась школьным учителям.
— А вы откуда знаете, что это был Пифагор, а не Архимед?
— Крикнуть: «Эврика» мог только Пифагор, потому что Пифагор обладал чувством юмора.
Кэтрин смутилась. «Причем здесь вообще чувство юмора?»
— Не поняла…
— Пифагор увлекался гематрией [13] — раскрытием зашифрованных литературных посланий.
«Гематрия? — повторила про себя Кэтрин, будто пробуя словно на вкус. — Никогда об этом не слышала».
— Как можно зашифровать послание в одном слове? Наверное, очень короткое послание.
— Конечно, но в данном случае это скорее игра слов. Сейчас объясню. Нужны ручка и бумага.
— Хорошо. Только, если не возражаете, я бы хотела выйти с территории колледжа, а то здесь у меня начинаются приступы клаустрофобии, — попросила Кэтрин. — Мы можем пойти к вам?
Рутерфорд помедлил, но одного взгляда в огромные искренние глаза Кэтрин достаточно было, чтобы понять: его объяснение было крайне важно для нее. Он решительно кивнул.
13
Высокий стройный мужчина лет сорока с небольшим в черной фетровой шляпе и темно-синем кашемировом пальто поверх элегантного серого костюма стоял в вестибюле колледжа Олл-Соулз, наполовину скрытом мрачными тенями.
Его звали Иван Безумов. Уже полчаса он стоял так, почти не двигаясь и едва дыша, в терпеливом ожидании, словно хищная птица: взгляд его темных глаз цепко провожал каждого, кто пересекал двор.
По мере приближения Кэтрин и Рутерфорда Безумов напряг слух в надежде услышать их разговор.
«Ну наконец-то. Это она. На ошибку права нет. Эта женщина — единственная ниточка к исследованию профессора».
Когда до них оставалось метров пять, Безумов вздохнул и вышел во двор. Стараясь выглядеть расслабленным и дружелюбным, он широко улыбнулся и снял шляпу.
— Здравствуйте. Меня зовут Иван Безумов. А вы, наверное, Кэтрин Донован…
Полностью игнорируя Рутерфорда, Безумов сердечно пожал руку Кэтрин и продолжил:
— Я столько слышал о вас от профессора…
Его русский акцент было трудно не заметить. Кэтрин выглядела смущенной. Рутерфорд шагнул вперед и протянул руку:
— Джеймс Рутерфорд.
— А, да, хорошо. — Безумов повернулся к Кэтрин. — Я был коллегой покойного профессора… Ужасная трагедия, и я искренне сочувствую вам… Я ждал вас в вестибюле, думал, вдруг случайно пройдете мимо. Понимаю, не совсем подходящее время, но мне очень надо поговорить с вами. Разрешите предложить вам чашечку кофе?
«Кто этот странный человек? — думала Кэтрин. — Уверена, его проблема не настолько важна, чтоб не дождаться окончания похорон профессора Кента. По-моему, неучтиво так бесцеремонно просить меня о разговоре сейчас».
— Боюсь, вы правы, мистер Безумов, момент и впрямь неподходящий. Однако, думаю, примерно через неделю… Вы в Оксфорде ненадолго?
Безумов изобразил сильное расстройство. Он резко сунул руку во внутренний карман кашемирового пальто. Инстинктивно Кэтрин и Рутерфорд отступили на шаг.
— Вот… Это рекомендательное письмо профессора.
Он сунул Кэтрин под нос листок бумаги с короткой запиской, набросанной зелеными чернилами рукой профессора. Не беря записки из руки Безумова, Кэтрин с недоверием прочла:
21 
