187 
Ди Гон взял Хлыст. Он отступил еще на пару шагов, и огненная лента вырвалась из короткого жезла. Длинный колеблющийся язык пламени, меняющий цвет от голубовато-белого до ярко-красного, с узким, будто взлохмаченным кончиком. Хлыст то замирал, то начинал извиваться, как живое существо. Он плясал, удлинялся, укорачивался. Не рука – мысль колдуна управляла им. Когда огненный язык завис в ладони от лица Нила, обдавая его жаром и запахом грозы, Нил почувствовал уважение к создателям такого оружия.
Колдун уловил эмоцию пленника, но принял ее на свой счет.
– Я слушаю тебя, друг мой! – произнес он голосом, в котором великан узнал собственные интонации.
Нил молчал.
– Кто это был?
Нил молчал.
– Не хочешь,– покачал головой Ди Гон.
Кончик Хлыста коснулся груди великана. Как раз напротив сердца.
Кожа в месте прикосновения мгновенно почернела, зашипев, как жир на жаровне. Вокруг вздулся пузырь, и запах горелого мяса и волос тошнотворной вонью наполнил комнату.
Впервые с того момента, как Нил лишился Дара, знакомая ухмылка растянула губы великана. В сузившихся глазах вспыхнул насмешливый огонек.
– А ты дурак, Катышок! – проговорил он.– Как тебе только пришло в голову пытать меня?
– Поговори еще! – Колдун убрал Хлыст, но не выглядел обескураженным.– Я рад, что ты не откусил себе язык! Что же до Катышка, Неуязвимый, то он умер и не обидится. А хочешь ты знать, что ждет тебя? – Лицо колдуна перекосилось от злобы.
– Не откажусь.
– Ты не умрешь!
– Не могу в это поверить! – насмешливо отозвался Нил.
– Поверишь! Душу твою… я отдам тому, чье имя ты присвоил, Неуязвимый! Душу! А тело, тело я оставлю себе! Ты понял меня? Ты станешь моросом! Моросом, Нил Биоркит! Будешь служить мне, подавать мне вино, убивать моих врагов! И твоих друзей, кстати! Нравится? Зато ты снова станешь Неуязвимым, мой друг! Правда, от тебя будет немного вонять! Но я потерплю. А первое, что ты сделаешь, Нил-морос, ты знаешь? Первое: я пошлю тебя к твоей фьёль! Я, знаешь ли, не люблю фьёльнов, противны они мне! А ты любишь, Неуязвимый! Потому пойдешь, отрежешь ее очаровательную головку и принесешь мне! А лучше принеси мне ее живой, Нил Биоркит! Хочу позабавиться с ней! Никогда не держал в руках настоящей живой фьёль! А ты хочешь позабавиться с ней, Нил Биоркит? По глазам вижу: хочешь! А? Боишься? Ссышь, плосколицый? Правильно! Но, когда я сделаю тебя моросом, ты не будешь бояться! Ничего не будешь бояться! Чего бояться моросу, если он уже морос!
Нил с каменным лицом прослушал весь монолог, а когда черный маг оборвал речь дребезжащим смешком, покачал большой, покрытой запекшейся кровью головой:
– Ты больше чем дурак, Катышок, Темная Лапка. И мне жаль тебя, а потому я скажу, кто увел твоего демона.
– Кто? – спросил весь напрягшийся Ди Гон.
– Тур!
– Ты врешь! Ты видел его?!
– Я его позвал. Можешь мне не верить! – Нил ухмыльнулся.– Лучше бы тебе не верить, а то скверно будешь спать!
– Не верю! Я сам знаю, кто это был! Странник! Он увел Дитя, но побоялся остаться, чтобы попробовать вот этого! – Колдун потряс Хлыстом.– Но он еще попробует, если не угомонится! И демон жив, я чувствую!
– Это был не Трой,– спокойно сказал Нил.– Троя я знаю. И ты его знаешь. И знаешь, что это был не он, иначе не паясничал бы передо мной. А насчет мороса… Что ж, попробуй, Катышок! Маг ты серьезный. Но со мной тебе не совладать. И все же попробуй!
– Попробую, не сомневайся! – пообещал Ди Гон.– Сегодня не тот день, а завтра, клянусь головой Хаора, ты станешь моим! А до завтра будешь висеть здесь. А чтобы ты не донимал меня болтовней, молчи!
И Нил онемел.
– Уж с тобой я как-нибудь справлюсь,– проворчал колдун и вышел.
* * *
Две ночи тому назад Санти приснился странный сон.
Он увидел себя на вершине поросшего голубой травой холма. Внизу, слева от него, текла река, справа тянулись уходящие вверх холмы, а за ними – горы, вершины которых тонули в плотных облаках.
Слева от Санти – воин, держащий сиреневый стяг с гербом. Герба не разглядеть, потому что – безветрие, и шелковое полотнище обвисло на коричневом полированном древке.
На Санти – полные доспехи воина, но привычное к тяжести тело не замечает их.
Позади, за спиной Санти, в двадцати длинных шагах сомкнутыми рядами стоят воины. Его воины. Лучшие. Ветераны. А впереди, локтях в ста,– другое войско. Он видит только первую шеренгу, потому что дальше начинался склон.
Войско. Серые плащи и поблескивающие острия копий.
187 
