72 
– Ты, что ли, Эдик? – Девяткин раскрыл милицейское удостоверение и подержал его перед носом хозяина. – Ну, бывший жених покойной Веры Панич?
– Предположим. – Мужчина отступил назад, встал посередине комнаты под люстрой и, подтянув спадавшие штаны, скрестил руки на груди.
– Наверное, нам придется отложить разговор. Поговорим, когда ты кончишь горе водкой заливать.
Девяткин кивнул на подоконник, заставленный посудой, но уходить не стал.
– Я и выпил-то всего ничего, – усмехнулся Эдик. – Вчера пузырь водки и сегодня пару рюмок. А вы, вижу, трезвенник? Наверное, в тяжелые минуты жизни покупаете кило шоколадных конфет, а на запивку молока. И тем утешаетесь.
– В тебе пропадает талант сатирика. Да… Сатирика и юмориста.
– Вам моего горя не понять, – Эдик, заложив руки за спину, принялся блуждать по комнате. – Я потерял любимую женщину… Впрочем, все не так. Я потерял ее раньше. Не в тот день, когда Веру убили.
– Это как же понимать?
– В буквальном смысле слова, – Эдик рубанул воздух ладонью. – О покойниках плохо не говорят. Но правду в мешок не спрячешь. Верка оказалась обыкновенной шлюхой, потаскушкой. Ее бывший муж звонил мне как-то и говорил: не связывайся с этой бабой, пожалеешь. Она одно любит: гульнуть. Я не верил, дурак. А потом он…
Эдик замолчал, прошелся от окна до стены.
– Наверное, зря я начал, – его голос сделался тише. – Вы из милиции. И подробности личной жизни вам до лампочки.
– Значит, не до лампочки, – ответил Девяткин. – Я слушаю тебя внимательно. У вас ведь дело шло к свадьбе. И никаких низменных пристрастий ты за Верой не замечал. Она была порядочной женщиной, не искала сомнительных приключений, не заглядывала на дно бутылки… в отличие от тебя.
– Много вы знаете.
– Если есть что рассказать, начинай по порядку.
Эдик упал в кресло, задрав ногу на ногу, стал морщить лоб, будто что-то вспоминал. Наконец он сказал, что с Верой они познакомились год назад. Она показалась Эдику человеком порядочным и честным. И красотка, каких поискать. С самого начала он считал их отношения серьезными, думал, что из Веры выйдет прекрасная жена. Три месяца назад Эдик сделал своей любимой предложение и получил согласие. Свадьбу они планировали устроить осенью.
Жизнь казалась сказкой. Но настроение портили телефонные звонки некоего Ильи Кобзева, бывшего мужа Веры. Этот тип, который ей в отцы годится, где-то разыскал рабочий телефон Эдика. И как-то в будний день вечером, когда в редакции газеты было полно срочной работы, позвонил. Сказал, что хочет поговорить, предостеречь от роковой ошибки. Эдик бросил трубку. Второй звонок раздался через неделю. Кобзев говорил спокойным голосом; вообще он казался человеком рассудительным и неглупым.
– Только не бросайте трубку, – сказал он. – Иначе я не буду больше звонить. А вы влипнете в неприятную историю со своей женитьбой. Превратитесь в посмешище для друзей и родни. Я сам был на вашем месте, прожил с этой женщиной почти два года. Точнее сказать – промучился…
– Говорите, я вас слушаю, – Эдик посмотрел на часы, в тот вечер он никуда не спешил.
Кобзев рассказал, что молодая жена гуляла от него направо и налево. Он пытался поговорить с Верой, наставить ее на путь истинный, но она слушать ничего не хотела. Закрутила новый роман с каким-то летчиком; потом был биржевой брокер, которого сменил помощник режиссера с одной московской киностудии. Эдик слушал собеседника, посмеиваясь, он не верил этой болтовне. Но тень сомнения незаметно легла на сердце.
Надо заметить, что Кобзев складывал свой рассказ о любовных похождениях бывшей жены очень живо, переполняя повествование множеством мелких подробностей и пикантных деталей, которые может придумать только человек с богатым воображением. Или… Об этом не хотелось думать, но если хотя бы десятая часть того, что рассказал этот тип, вдруг окажется правдой, получается, что на пути Эдика встретилась не та женщина.
– Слушайте, этот разговор – он в пользу бедных, – ответил он. – Вы поливаете грязью близкого мне человека, но не приводите ни одного доказательства. А словам я не верю. Все, что было с Верой до встречи со мной, – дело прошлое. Меня это не касается.
– Я хотел предостеречь вас от ошибки. Ну, как старший товарищ. Как друг. А вы говорите о каких-то доказательствах, будто мы с вами в суде выступаем… Постель – это дело такое, сугубо интимное. Это не уголовное преступление. Тут нет прямых и косвенных улик: орудия убийства, кровь, следы насилия… Разве что сомнительные пятна на простынях – и все. Но и это не доказательства. Да, будь моя воля, я за измену судил бы. Как это делают в восточных странах. Потому что измена близкому человеку хуже воровства. Хуже грабежа. Может быть, хуже убийства.
72 
