Не пришлось страдать! Как будто она и без этого не страдает! Беременность доставила бы ей меньше страданий, чем ежедневное присутствие Себастьяна – рядом и так далеко! Несколько часов с ним вместе все переменили в ее жизни. До того как он появился, она готовила себя к скучной и одинокой жизни старой девы. А если она порой и задумывалась о том, чего лишается, то гнала эти бесполезные мысли. Теперь, когда она уже принадлежала Себастьяну однажды, чувство потери стало непереносимым.
Если бы отец два или три месяца назад сказал, что женится на Гонорине, все было бы иначе. Она бы не злилась на Гонорину, заявляющую, что найдет ей кавалера, а скромно ждала бы, когда у нее появится собственная семья.
Теперь это невозможно. Она никогда не выйдет замуж, и не только потому, что лишилась невинности. Как может она выйти за кого-то замуж, если любит лишь Себастьяна? Она даже представить себе не могла, что кто-то другой будет ласкать ее, как ласкал Себастьян.
Этот негодяй был прав, отговаривая ее отдаваться ему. Она поступила поспешно, необдуманно, ее подтолкнуло на этот шаг отчаяние и внезапное желание, чтобы Себастьян хоть одну ночь безраздельно принадлежал только ей одной.
Но она ни о чем не жалела. Тень улыбки пробежала по ее лицу. Да, пусть это длилось всего несколько часов, но теперь она знает, что такое настоящая страсть! А многие ли могут похвастаться тем же?
И тут раздался стук в дверь – пора вставать. Впереди еще один тягостный день в обществе Себастьяна. Она снова будет всем сердцем желать хотя бы дотронуться до него и не сможет. И у нее даже не будет утешения в том, что под сердцем она носит его ребенка.
И тут она встрепенулась. Она же должна сказать ему! Он велел известить его, если будет ребенок. Мысли ее путались. Но он же не просил сообщать, что ребенка не будет. Нет, нельзя держать его в неизвестности. Он наговорил ей множество ужасных слов, но знать он имел полное право. В конце концов это она ранила его гордость, отказав ему. Так по крайней мере надо сказать, что отцом он не будет.
Но весь день она не могла улучить минутку поговорить с ним. Гонорина и викарий не спускали с них глаз, и каждый раз, когда она под каким-то предлогом хотела остаться с ним наедине, Гонорина была тут как тут.
На самом деле Корделии не хотелось оставаться с ним без свидетелей. Она боялась, что вернется прежняя боль, что он снова обидит ее. Но она знала, что сделать это необходимо. Утром следующего дня они должны были достичь его поместья, и она не могла ждать. Возможно, по прибытии туда у нее вообще не будет возможности переговорить с ним. Он собирался по делам в Лондон, а они с отцом должны были встретиться с лордом Кентом и Генделем.
Так что оставался лишь сегодняшний вечер. Как быть?
Но приближалась ночь, а она так и не придумала, что делать. Они провели вечер у друзей Гонорины в Хантингтоне. Гонорина уговорила Корделию и ее отца снова разыграть свое представление, и на сей раз оно увенчалось успехом. И теперь они возвращались в карете лорда Веверли в гостиницу.
– Я же говорил, у нас все получится, – весело сказал ей отец.
Гонорина шутливо стукнула его по плечу веером.
– Как ты можешь говорить так, словно это твоя заслуга, Освальд Шалстоун? Ведь ты с самого начала противился этому плану.
– Я противился, любовь моя, – со смехом отвечал он, – лишь потому, что боялся успеха. Мне вовсе не хотелось, чтобы меня начали приглашать на все музыкальные вечера в округе.
Его хорошее настроение передалось и Корделии. Как давно она не видела отца таким! Видеть его веселым и счастливым – вот одна из немногих радостей, которые ей остались.
– Может быть, станем странствующими музыкантами? – пошутила она. – Гонорина будет подыскивать жертвы, отец – демонстрировать свои таланты, а я стану играть на клавесине для провинциальной публики. Кров и стол нам обеспечены!
Рассмеялись все, даже герцог.
– Шути, сколько тебе угодно, – сказал викарий, – но мы сегодня неплохо поработали. Уверен, что даже лорд Веверли с этим согласится.
– Вне всякого сомнения. – Герцог нежно взглянул на Корделию. – Ричард будет потрясен. Остается надеяться, что, дабы отблагодарить вас, он согласится издавать сочинения Корделии до скончания века.
– Да, хорошо бы! – откликнулась Гонорина, но в голосе ее слышались саркастические нотки. – Если она хочет стать независимой, ей понадобится столько денег от вашего брата, сколько он сможет ей выделить.