— Вы обязательно должны задать мне этот же вопрос после того, как мы доберемся до столицы, — ответил герцог Мелинкортский. — Смею уверить вас, мы там в конце концов окажемся, можете в этом не сомневаться.
Говоря это, его светлость направился в гостиную, оставив девушку одну в ее маленькой, бедно обставленной спаленке с зарешеченным окном. Аме, не произнося ни слова, следила за герцогом, а оставшись одна, поднесла руки к лицу. Здесь или в Париже, думала она про себя, какая разница для нее, где находиться, пока она будет рядом с ним, с этим удивительным человеком, которого она встретила прошлой ночью, но который тем не менее сейчас заполнял уже всю ее жизнь?
Грозила ли им какая-нибудь опасность? Этого девушка не знала. Эта ситуация, в которой она оказалась волей сложившихся обстоятельств, была почти за пределами ее понимания жизни. Люди, произнося ласковые слова, способны на ужасные поступки, уста улыбаются, а глаза таят жестокость и яд — все это были те вещи, которые она не могла понять. Поэтому ужас и беспомощность овладели ею, девушка чувствовала, что приносит одни неприятности человеку, которому хотела бы только помочь. Но даже и тогда, когда ее охватывал страх, когда Аме чувствовала дрожь при воспоминании о герцоге де Шартре, который сейчас ожидал их появления там, внизу, девушка была уверена в том, что теперь она не так беспомощна, как решила поначалу, поддавшись испугу.
Живя в монастыре, оказавшись волею случая на поду кареты герцога Мелинкортского или в этом удивительном замке, который принадлежит одному из самых богатых и, вероятно, самому опасному человеку во всей Франции, отношение к жизненным ценностям для нее оставалось неизменным. Девушка всегда знала, где правда, а где ложь — это было одним из самых ценных открытий, постигнутых Аме в монастыре; она всегда знала, кому из окружающих людей можно доверять, и была твердо уверена в том, что инстинкт никогда не подведет ее при решении этих вопросов.
Она поняла, как казалось ей сейчас, с кем имеет дело, как только почувствовала, что кто-то сдернул с нее меховой плед и, заглянув ей в лицо, усадил на сиденье рядом с собой. Свет от фонаря осветил его лицо, и девушка в то же мгновение подумала о том, как показалось ей сейчас, что его облик навек останется в ее сердце — правильные черты лица, жесткая складка возле губ, открытый взгляд внимательных глаз — все это запечатлелось в ее памяти.
В герцоге чувствовалось внутреннее напряжение, настороженность человека, озадаченного вдруг открывшимися неожиданными обстоятельствами, и все-таки девушка не боялась его; с первого взгляда она поняла, что во всем могла бы довериться этому человеку. Она не смогла бы объяснить этот факт, но внутренний голос подсказывал, что все закончится хорошо.
А после того как Аме поняла, что единственный, кто спасет ее, — герцог Мелинкортский и что он снизошел к ее мольбам и взял Аме под свою защиту, она даже почувствовала что-то привычное во всем происходящем — этот человек больше не был для нее чужим, несмотря на то, что она встретилась с ним недавно и при странных обстоятельствах. Герцог казался девушке кем-то, кто всегда являлся ей в снах или, может быть, жил все время в ее сердце. Теперь он уже был частью ее жизни.
Аме медленно опустилась на колени у своей кровати.
Она закрыла лицо руками и начала молиться, как ее учили монахини, но с сердцем, наполненным радостью, что было недопустимо.
Она все еще молилась и не заметила, когда спустя несколько минут в ее комнату вошел герцог. Он некоторое время молчаливо наблюдал за Аме с порога, прежде чем заговорить. Наконец обратился к ней:
— Аме, нам пора спускаться вниз.
Девушка поднялась с колен и отняла руки от лица.
От прижатых пальцев на щеках выступили пятна, в глазах было сияние, которого прежде герцог не видел.
Какое-то время девушка смотрела на него с отсутствующим видом, как будто герцог звал ее вернуться назад из непонятного далека, в котором она оказалась и куда он не мог за ней последовать. Потом лицо ее осветила улыбка, губы приоткрылись.
— Вот и все! Я готова, — проговорила она. — Я не заставила вас ждать?
— Нет, но мы должны спуститься вниз. Мне не хотелось бы, чтобы у тех, внизу, возникло подозрение, будто мы замышляем что-то. — На какую-то секунду герцог заколебался, но затем добавил:
— Вы молились за себя или за то, чтобы нам выйти из ситуации, в которую попали так внезапно?
— Я молилась за вас, монсеньор, — ответила Аме. — Потому что я уверена, если вы захотите бежать, то способ обязательно найдете. Молящихся всегда господь наставляет, вы не находите?