105 
– Я могу отправить его в Ширгород. Табидзе…
– Не смеши нас! Табидзе его отпустит за хороший куш. И просто потому, что его попросит, скажем… Медведев. Сам понимаешь…
Алеша понимал.
– Тогда придумайте, как его можем наказать мы!
«Братья-разбойники» опять переглянулись.
– Можно ему голову отрезать! – предложил Монах.
– Я серьезно спрашиваю!
– А я серьезно предлагаю!
Опять повисло молчание.
– Я знаю, как его наказать! – пискнула Аленка.
Все посмотрели на нее. Если бы заговорил кожаный диван для посетителей, они удивились бы больше.
– Он меня унижал! Я тоже хочу его унизить! – заявила девушка.
– Думаешь, ты сможешь унизить эту лобковую вошь? – недоверчиво произнес Бессонов. – Да у него ни чести, ни совести…
Алеша был с ним не согласен, но ухватился за Аленкино предложение.
– Давай, Аленка! – быстро сказал он. – Салават, приведи его сюда.
И вот ожидающий приговора Юматов предстал перед своими судьями. Он не ожидал пощады. Если Лешку он еще мог бы разжалобить, то этих – никогда. Впрочем, сам он на их месте не колебался бы ни секунды. В общем, Ефим Асланович давно ждал смертного приговора и решил принять смерть с достоинством. В конце концов, он славно пожил в этом мире, а там… Есть шанс, что окажется: не зря Ефим Асланович жертвовал на строительство мечети в Краснянске.
– Салават, сними с него наручники, – сказала Аленка.
– Зачем? – спросил Салават.
– Надо!
– Снимай, – поддержал Алеша. – В наручниках или без – какая разница!
Действительно, любой из них уложил бы Юматова одной левой ногой.
– А теперь, – мстительно бросила Аленка, – снимай штаны!
Юматов удивился. Вопросительно глянул на Алешу. Тот встал и отвернулся к окну.
– Снимай, снимай! – подбодрил Юматова Монах.
Шелехов слышал шуршание одежды, кряхтение…
– Все снимай! – тонким напряженным голосом потребовала Аленка.
– С ума сошла?
– Салават, помоги ему!
– Нет, я сам…
Внизу, перед входом, скопилось несколько десятков человек. Скоро начало смены.
– Ты гля, и впрямь мусульманин, – сказал Салават. – Не соврал.
– А может, он – иудей? – предположил Монах.
– Что вы задумали? – раздраженно спросил Юматов.
– Как что? Ипать тебя будем! – Салават радостно захохотал.
Алеша быстро повернулся. Юматов стоял посреди комнаты, невысокий толстенький человечек с бледными ягодицами и загорелой лысиной.
– Сейчас ты выйдешь на улицу… – торжественно проговорила Аленка.
– Никуда я не пойду… – угрюмо пробормотал Юматов.
– Выйдешь! Салават!
– Салават, стоять! – рявкнул Шелехов. Внезапно на него накатило бешенство. – Алена, выйди!
– Но…
– Я сказал: выйди!
У Аленки задрожали губы… Никогда она не видела Алексея в такой ярости.
Но она молча вышла из комнаты. Вторично за последний час.
– Лешка, так нельзя, – сказал Ленечка. – Зачем девушку обидел?
– Так пойди и успокой! – жестко произнес Шелехов.
Ленечка пожал плечами и, к удивлению присутствующих, вышел из кабинета.
Когда за ним закрылась дверь, Алеша раздраженно бросил Юматову:
– Одевайся!
Алексей был зол на всех: на Аленку, от которой не ожидал ничего подобного, на «братьев-разбойников», на «ура» принявших нелепое шоу, на Юматова, который согласился снять штаны…
И тут Алеша увидел еще кое-что. Юматова била дрожь. И не от холода – в комнате было тепло. Дядя Фима сломался.
«А ведь я его так уважал», – подумал Шелехов.
Он понял, откуда возникло его желание избавиться от Юматова навсегда. Вовсе не потому, что хотел отомстить за родителей. Алеша боялся Юматова. Да, он все еще смотрел снизу вверх на этого низенького лысого толстяка. А теперь страх ушел, и отношение Алексея к Юматову резко изменилось. Нет, он не будет его убивать. Он сохранит Юматову жизнь, но заставит заплатить за эту жизнь полной мерой.
– Хочешь жить? – сказал он Юматову. – Хорошо! Живи! Даю тебе неделю! Через неделю духу твоего не будет в России! Деньги у тебя есть, испанское гражданство ты себе купил…
«Откуда он знает? – удивился Юматов, дрожащими руками застегивая штаны. – Об этом даже Григорьич не знал!»
Впрочем, не важно. Он понемногу успокаивался. Неделя – огромный срок. За неделю он успеет многое.
– А моя семья? – осторожно спросил Юматов. – Что будет с ними?
– Можешь забрать их с собой. Или оставить тут. Их не тронут.
– Если ты его отпустишь, я его замочу! – заявил Бессонов. – Он твоего отца убил!
105 
