101 
— Я позвоню, — коротко сказала Татьяна. Она быстро села в машину на заднее сиденье. Филипп Иванович подал ей пакет с ее пиджаком, протянул в окошечко водителю деньги, и такси помчалось вперед, сквозь ночные огни. Всю дорогу Таня напряженно вспоминала, где же она могла видеть эти знакомые ей круглые глаза под треугольничками бровей, и никак не могла вспомнить. Наконец, уже подъезжая к своему общежитию, она с сожалением подумала, что на самом деле было бы очень хорошо, если бы ей достался еще и серый костюм. Посмотрев на часы, решила, что, как ни хочется рассказать о своем приключении Янушке, будить ее не стоит.
А когда на следующее утро она в своем новом меховом жакете с очаровательным выступом-хвостиком сзади, который она от волнения даже не заметила накануне во время примерки, вышла из дома, все газеты в киосках печати чернели заголовками со странными короткими словами «NORD-OST» и «MOSCOU».
Сначала Таня не поняла, чем черные слова «Норд-Ост» и «Москва» угрожают ей лично и что все-таки они обозначают. Когда же, войдя в лабораторию, она услышала от Камиллы какое-то необычно напряженное «бонжур» вместо стандартного «Как дела?», а Али посмотрел на нее, наоборот, с деланным равнодушием, она почему-то подумала вначале, что все в лаборатории уже знают, кого оставляют работать на будущий год, и этим сотрудником, по всей видимости, является не она. Янушка тоже уже сидела на своем обычном месте.
— Как дела? Что-нибудь случилось? — спросила у нее Таня. И тут встретила соболезнующий Янушкин взгляд.
— Надеюсь, никого из твоих близких нет ТАМ? — спросила Янушка.
— Где? — не поняла Татьяна.
— «Норд-Ост», — коротко ответила Янушка. — Террористы захватили концертный зал. Разве ты ничего не знаешь?
И тут Таня вспомнила. Разглядывая вчера вечером, можно сказать, уже ночью, у себя в комнате перед зеркалом новый жакет, намазывая лицо кремом, проверяя, не слишком ли у нее стали худыми бедра, она совершенно забыла о родителях, о том, что они накануне вечером ушли на концерт. Не вспомнила она об этом и сегодня утром. Все у нее внутри похолодело.
— А какой концертный зал захватили? — сглотнув слюну, спросила она.
— Не знаю… — ответила Янушка, с тревогой посмотрев на побелевшее Танино лицо.
— Что такое «Норд-Ост»? — еле смогла выговорить Таня.
— Мюзикл, кажется, — чуть слышно ответила Янушка.
— Откуда ты знаешь?
— С вечера все агентства передают…
Таня повернулась и вышла из комнаты. Все, кто там был, посмотрели ей вслед. А Таня, уже не обращая внимания на идущих ей навстречу людей, бежала к лифту. Она готова была кубарем катиться вниз по лестнице или даже спрыгнуть с четырнадцатого этажа — так велико было ее нетерпение найти газету с новостями, но тут, к счастью, приехал лифт. И хоть это был прекрасный скоростной лифт, просторный и зеркальный, Тане все равно казалось, что вниз он спускается не секунды, а вечность. Печатный киоск тоже оказался довольно далеко.
— Понавтыкали здесь своих дурацких сладостей! — сказала она африканцу, у которого накануне покупала орешки, и тот, не понимая русских слов, приветливо улыбнулся ей своей щербатой улыбкой. Наконец пачка газет, французских и английских, была в ее руках. — Русских газет у вас нет? — крикнула Таня продавцу.
— В центре Парижа! — развел тот руками.
Таня пробежала глазами строчки и трясущимися руками стала набирать родные цифры телефонного номера.
— Никого нет. Может быть, на работе? Телефон молчал.
— Разница во времени! Там сейчас время обеда. Но неужели же в лаборатории нет ни одного человека?! — Снова и снова она терзала кнопку повтора. Наконец, измученная страхом, сомнением, она набрала номер известного ей секретаря посольства.
— Ничего не известно, все сведения будут уточняться, перезвоните позже, — сухим голосом предложил ей он.
— Что за связь! Что за дурацкая телефонная связь! — Таня заплакала. — Мама и папа! Конечно, с них станется пойти на какой-то дурацкий «Норд-Ост»! Шли бы в консерваторию! Никому не придет в голову захватывать ее. Нет, они хотят жить в ногу со временем! — От ужаса и паники, охвативших ее, Таня не знала, что делать. Мама и папа! Те самые родители, вечно надоедающие, вечно лезущие не в свои дела, вечно советующие, вечно критикующие, теперь казались единственными нужными ей людьми в целом свете. — Только бы с ними ничего не случилось! Только бы не случилось!
Таня заплакала от страха и бессилия. Почему она здесь, и как далеко Москва! Уж там бы она нашла выход из положения, она бы узнала, где они, она поставила бы на ноги весь институт, весь город! Как плохо быть одинокой!
101 
