Последние отзывы

  20  

— Надо же, какая аллергия на запах в салонах! — удивлялись окружающие. А Оля каждый раз вспоминала, как однажды, лет в двенадцать, мать привела ее к своему парикмахеру подстричь волосы.

— Ой, Господи Боже мой! — завыла, глядя на Олю, накрашенная, будто клоун, тетка-хохлушка. — И какого же утенка вы ко мне привели!

— Что выросло, то и выросло, все равно мое! — философски заметила тогда в ответ на эти слова Юлия и поцеловала в макушку дочь. Оля на теткины слова вслух никак не отреагировала, но знание того, что она некрасива, накрепко отложилось в ее памяти. И в отличие от других девочек Оля никогда не старалась приукрасить внешность.

«Что уж есть, то и есть», — трансформировались в ее голове слова матери. Потом у нее сформировался и своеобразный взгляд на мальчиков.

— Если из-за мужчин приходится выдерживать столько мучений, — говорила Оля о матери, — лучше близко никогда не подходить ни к одному лицу противоположного пола.

— Почему из-за мужчин? — удивлялась Юля. — Я хочу сама быть красивой, я делаю это для себя!

Но поскольку каждый раз после операции и истечения послеоперационного периода у матери появлялся очередной новый, хоть и кратковременный, любовник, Оля не склонна была в этом матери верить.

На молодых людей она просто не смотрела. Парни платили ей тем же. Если бы любого из них, знакомого с ней не первый год, попросили описать ее внешность, рассказать, какого цвета у Оли глаза, волосы, ни один не смог бы произнести что-либо внятное.

«Никакая!» — вот все, что ответил бы каждый. А ей это стало все равно. Гораздо спокойнее было просто есть, спать, ходить на занятия, плыть по течению жизни, не испытывая ни мелких передряг, ни сильных штормов. Если бы еще мать не доставала ее своими размышлениями о жизни!

Преподаватель вдруг перестал писать на доске, сделал небольшую паузу и заглянул в свои записи, сверяясь с ними.

— Оля! — толкнула ее под локоть подруга. — Пойдем со мной в компанию к одному знакомому. Приглашал домой к друзьям. А я его знаю только со вчерашнего дня. Какой-то медик или биолог, я толком не поняла. Неудобно как-то одной идти. Пойдешь?

Оля прикинула. Мать сказала, что должна вернуться пораньше. Значит, была вероятность того, что придется идти с ней в магазин за продуктами или выбирать какую-нибудь новую кофточку. Кофточки были очередным пунктиком матери. Она не могла ходить в одном и том же больше двух дней. Кофточками у нее был завален весь шкаф. Каждый раз во время похода по магазинам мать пыталась навязать и Оле какую-нибудь обновку, но Оля, с удовольствием ходившая и летом и зимой в одном и том же черном джемпере и джинсах, на уговоры не поддавалась. Джинсы, правда, ей приходилось менять чаще, чем джемпер, они быстрее стирались между ногами. К остальной одежде, как, впрочем, и к еде, Оля была вполне равнодушна. Больше всего она почему-то любила картофельное пюре и могла его есть по три раза в день месяцами. Поэтому ходить по магазинам Оля терпеть не могла.

— А это далеко? — спросила она Ларису.

— Какая разница! — ответила та. — Нас довезут. Встретят около института. Значит, пойдешь?

— Угу.

— Ну, заметано! — обрадовалась подруга, и больше до конца занятий они к этому вопросу не возвращались.

6

Валентина Николаевна почему-то настолько твердо представила, что сейчас, сию минуту, немедленно увидит своего сына Алешу, что, открыв дверь, в первое мгновение даже не поняла, что вместо сына перед ней находится ее бывший коллега Аркадий Петрович Барашков. Она бессмысленно приоткрыла рот и некоторое время стояла в дверях, глядя в лицо Аркадию Петровичу и не узнавая его. Он, предполагая, что его сюрприз явиться без предупреждения действительно удался, громко и радостно засмеялся, но потом что-то неуловимое, нечто странное, идиотическое в лице Валентины Николаевны насторожило его.

— Тина! Ты что, не узнаешь? Ведь это же я, Аркадий! Но действие его слов оказалось вовсе не таким, на какое он рассчитывал. Валентина Николаевна вдруг смертельно побледнела, закатила глаза и рухнула на пол под самые его ноги. Он так опешил, что даже не успел ее подхватить.

— Тина! — Это было все, что он мог сказать.

В следующую секунду он бросил на пол свою старую спортивную сумку, схватил Валентину Николаевну сначала под мышки, потом, перехватив за талию, повесил себе на плечо и в таком виде втащил ее в комнату.

— Есть кто-нибудь? — зычным баритоном вопросил он. Но беспорядок и полумрак ответили ему, что в комнате никого нет. Тогда он положил Валентину Николаевну на кровать, заглянул в зрачки, нащупал пульс и немного успокоился, осознав, что это не что иное, как простой обморок.

  20