23 
обернулась и не договорила — он стоя натягивал джинсы. Во рту у нее резко пересохло.
— Глуп, — закончил он за нее, с металлическим треском застегивая молнию. — Безрассуден.
— Чуток, — с трудом выговорила она. Когда он направился к ней, она торопливо отступила, ударившись ногами о недоделанный стол.
— Не стоит благодарности, — сказал Брэди, — и я не шучу. Я всю ночь не спал, жалея об этом. — Его глаза мрачно потемнели.
— Напрасно ты не отправил меня домой, потакая моему детскому капризу. Мать, наверное, волнуется.
— Я позвонил ей, когда ты ушла наверх.
Он не нуждался в ее благодарности. Он злился, наблюдая ее смущение.
— Возьми это и вставь в воронку, — он сунул ей бумажный фильтр, — а воронку поставь в кофейник. Шесть ложек кофе в фильтр, горячей воды сверху. Поняла?
— Да.
— Ну и отлично. Я вернусь через минуту.
Руки в бока, она проводила его взглядом.
Зачем ему понадобилось грубить ей в ответ на благодарность? Несносный человек. Он может быть милым и понимающим и вмиг перемениться, став грубым и ворчливым. Но не это ли ее всегда привлекало в нем? Кроме того, она не наивная девочка, чтобы ожидать от него превращения в прекрасного принца.
С такими мыслями Ванесса отмерила кофе. Она любила его густой утренний аромат. Жаль, что она давно отучилась пить кофе по утрам. Кофеин, она печально вздохнула. Ей это вредно.
Она наливала в кофейник кипяток, когда вернулся Брэди — с влажными волосами и пахнущий мылом.
Поскольку Ванесса была расположена великодушно, она ему улыбнулась:
— Ты установил рекорд по скорости принятия душа.
— Я научился делать все быстро, когда был интерном. — Он с наслаждением потянул носом, почуяв аромат кофе и в дополнение — запах своего шампуня у нее на волосах. — Пойду покормлю Конга, — заявил он и снова оставил ее в одиночестве.
Когда он вернулся, Ванесса с улыбкой наблюдала за тем, как фильтруется кофе.
— Помню, такой кофе бывал у вас на Мейн-стрит, — сказала она.
— Да, мама всегда делала такой — самый лучший.
— Брэди, я не сказала тебе, что мне очень стыдно. Я знаю, что ты чуть не сорвался.
— Она одна не махнула на меня рукой. — Он пристально взглянул в глаза Ванессе. — Матери, наверное, все такие.
Ванесса смущенно отвернулась.
— Кофе, кажется, готов.
Он взял две чашки, но она покачала головой:
— Нет, спасибо, я не буду. Я больше не пью кофе.
— Как врач я это одобряю, но как простой смертный спрошу у тебя: как тебе это удается?
— С трудом, — улыбнулась она. — Ну, мне нужно идти.
Он просто положил руку на стол, не пуская ее. Его волосы теперь были мокрые от дождя, глаза — очень ясные.
— Ты плохо спала ночью.
— Я бы сказала, что мы сговорились.
Он небрежно отхлебнул кофе и продолжал изучать ее лицо. Усталость, залегшая вокруг глаз, свидетельствовала не об одной бессонной ночи.
— Я хочу тебя кое о чем попросить.
— Да?
— Поезжай домой, ложись под одеяло и поспи до полудня.
Ванесса поморщилась:
— Возможно, я так и сделаю.
— Если через сорок восемь часов эти синяки под глазами не исчезнут, я обещаю натравить на тебя моего папашу.
— Ой, как страшно.
— Еще бы. — Он отставил чашку и положил другую руку на стол, отсекая ей отступление. — Кто-то вчера пожаловался, что я много говорю и ничего не делаю.
— Это я так, позлить тебя. Брэди, пусти, мне нужно идти.
— Ладно. Но поцелуй меня на прощание.
— А я не хочу! — Ее подбородок дрогнул.
— Нет, хочешь, — прошептали его губы прямо против ее губ, принуждая ее откинуть голову. — Ты просто боишься.
— Я никогда тебя не боялась.
— Меня — нет. Ты привыкла бояться себя.
— Неправда.
— Докажи.
Она подалась вперед, собираясь быстро и сухо чмокнуть его в щеку, однако в тот же миг ее сердце от волнения забилось в горле. Он не давил на нее, а мягко, очень мягко убеждал — мягкими подвижными губами, умным языком, очертившим сначала ее рот, а затем углубившимся внутрь, дразня и возбуждая. Когда ее руки заскользили по его голой груди и плечам, по его прохладной влажной коже, он стал покусывать ее губы, словно смакуя. Его собственные руки твердо лежали на столе, потому что он знал, что стоит ему дотронуться до нее, и он не сможет остановиться.
Лежа ночью без сна, он обещал себе, что она еще приедет к нему. И не ради памяти или жалости, а потому, что он будет ей необходим.
23 
