Любой знает, что через праотца, по крайней мере, каждый каждому родственник по крови. Но родство это, все же, очень дальнее и, главное, давнее, через много поколений, колен. Родство же — а я чувствую это родство, воля ваша, не могу не чувствовать! — по иным человеческим жидкостям, если задуматься, прослеживается едва ли не всего мира со всем миром за какие-нибудь десять, двадцать, ну, тридцать лет. Мужья любовниц становятся любовниками жен, жены уходят от мужей к встреченным случайно чужеземцам, а оставленных мужей утешают подруги, а другие мужья ищут утешения в другом городе, и находят, и звенья множатся, цепь запутывается, длится, снова складывается и затягивается узлами, конца ей нет, и даже когда кто-то умирает, ничто не прерывается, потому что звено это осталось во времени, сквозь которое из поселка в деревню, из деревни в столицу, через океаны и пустыни тянется цепь сплетенных, сплетающихся, сплетавшихся когда-то тел.
Не причиняйте же зла никакому человеку, потому что вы не только братья, но и любовники.
А инцест… Об инцесте не думайте, было что-то такое ведь и с самого начала, когда нечто произошло с ребром. С другой же стороны… Все это лишь ничего не значащая мысль, игра неощутимого ветра на чуть рябящей поверхности сознания, под которой тишина, покой, темные неподвижные воды. Но, при этом…
Однажды, находясь в небольшом, но весьма приличном и даже изысканном собрании, в публичном месте, скажу точнее — в одном из тех клубов, которые в Москве называются творческими домами, и где в последние годы уже не только водку пили вхожие, но и, довольно часто, спорили и ссорились откровенно, как прежде только по домам решались — так вот, находясь в таком дискуссионном собрании, я обнаружил, что из четырех присутствовавших там женщин был я с тремя близок, причем с двумя в одно и то же время, правда, недолгое. А ведь я не дон жуан вовсе, обычный человек, а в молодости и вообще был робок и неуверен с девушками.
— Входи, что же ты в прихожей-то… — сказал я Гале. Она было попыталась сбросить туфли, но я решительно и бурно запротестовал, что за азиатская манера, и слегка подтолкнул ее положенной на плечо рукой, ввел в комнату, усадил в кресло, изодранное кошкой, которая, кстати, немедленно прыгнула гостье на колени — устанавливать отношения.
— Скинь ее, будешь вся в волосах, на черное цепляется… Я кофе поставлю? — молол я нечто довольно бойко, хотя, надо признаться, чувствовал себя странно. Не виделись мы давно, она постарела, но почти не изменилась, так бывает. Смотреть на нее было любопытно, но главное — я не мог понять, зачем и почему она пришла.
— Ну и пусть волосы, — засюсюкала она, обнимаясь и целуясь носами с кошкой, что мне, конечно, понравилось, — ну и пусть волосы — волосы — волосы… ах, ты, красавица — красавица — красавица… кофе не хочу, спасибо… ну, значит, так ты теперь живешь, красиво, всегда ты из помойки музей устраивал… а я на днях посмотрела по второй программе был какой-то ваш вечер, что-то со стихами, мне не понравилось, если честно… но на тебя посмотрела и, думаю вдруг, надо повидаться, обязательно… а тут рядом была, но из автомата не прозванивается… но, слышу, ты трубку снимаешь, значит, дома, а меня не слышно… думаю, зайду нагло, пока рано, по делам не убежал… постарела я сильно?.. нет, кофе не хочу, а, вот извини, у тебя выпить ничего нет?.. нервничаю почему-то, хотя неприлично с утра, да?
— Неприлично не выпить, когда хочется, — коротко как бы бросил я, автоматически начиная партию сурового мужчины, крутого (между прочим, как попала эта калька с английско-американского tough guy в наш полуворовской язык?), воображая про себя то, что уже привык за все последние годы. — Водка есть, виски есть приличный, «Passport», коньяк есть, правда, паршивый, из ларька…
— А чего-нибудь не такого… вина какого-нибудь у тебя нет? Крепкое все…
— Насчет вина извини. Ты уж забыла… Я же вина почти не пью, только если обед какой-нибудь парадный, отказываться неудобно… Так что выбор у тебя только мужской.
— Ну, водки, что ли… Немного…
Я вынул бутылки из старого, с кое-где отклеившейся красного дерева облицовкой буфета, достал любимые свои небольшие, но тяжелые хрустальные стаканчики, быстренько выскочил на кухню, выложил на хлебную хохломскую доску каким-то чудом оказавшийся в холодильнике кусок сыру, обнаружил еще большее чудо — маленькую банку испанских оливок с анчоусами, притащил виски…