19 
Я опустился на четвереньки, изогнулся и меня вытошнило прямо на холодный пол. Вслед за этим я потерял сознание. Не знаю, сколько времени прошло, прежде чем я наконец открыл глаза и с трудом встал. Ноги дрожали и подкашивались. На полу, рядом с гробом, я увидел орудия осквернения: тяжелый железный молот и ржавую ножовку. Там же валялось несколько головок чеснока. Должно быть, вандал не успел забрать орудия своего гнусного действа и в страхе бежал. Только зачем ему понадобился чеснок?
Помешательство не оставило меня, а лишь сменилось состоянием, которое я бы назвал истерической яростью. Признаюсь: окажись этот злодей-осквернитель передо мною, я убил бы его голыми руками. Я знал, что не могу вернуться в дом; нет, только не туда! Я ни словом не обмолвился Мери о своем страшном открытии, и не обмолвлюсь. Представляю, какой ужас вызвал бы у нее мой рассказ и какой вред причинило бы это нашему ребенку. Поэтому вместо того, чтобы вернуться домой, я стремглав понесся по южному склону и вскоре, задыхаясь и обливаясь потом, оказался у массивной дубовой двери замка, которую венчала каменная арка Я был уверен: только В. сумеет мне помочь, только дядя поймет меня правильно.
Подбежав к двери, я отчаянно забарабанил в нее. Острые металлические заклепки впивались мне в кулаки, но я не чувствовал боли. Не получив ответа, я стал выкрикивать дядино имя.
Через какое-то время, показавшееся мне вечностью, дверь медленно приоткрылась, но не более чем на фут. В сумраке проема стояла плотная, коренастая седая служанка, одетая как и все местные крестьянки, только поверх цветастого платья у нее был надет белый фартук, который от обычного отличался тем, что прикрывал еще и спину. На шее служанки висело большое золотое распятие. Женщина недоуменно и довольно сердито глядела на меня.
– Где Влад? – громко спросил я. – Мне нужно немедленно его видеть!
Служанка высунула голову. Ее волосы оказались вовсе не седыми, а светлыми, с проседью на висках.
Да и сама женщина была далеко не старой. Я бы назвал ее быстро стареющей. (Может, это какая-то местная напасть? Мне сразу вспомнилось, как заметно постарели Жужанна и отец.) Лицо служанки показалось мне смутно знакомым, но меня сейчас абсолютно не интересовало, где я мог ее видеть. Однако память услужливо подсказала: она была на похоронах отца. В детстве я тоже иногда видел ее в числе других служанок.
– Воевода[9]никого не принимает, – сурово сказала женщина.
– Он обязательно меня примет! – дерзко возразил я. – Мой отец...
Я умолк, едва сдерживая слезы.
Служанка, близоруко щурясь, подалась вперед, затем негромко вскрикнула и тут же прикрыла рот ладонью.
– Да это же сын Петру! Господин, простите меня. Глаза ослабели, а то бы я вас сразу узнала. Вы так похожи на отца. Прошу, заходите.
Она открыла дверь и жестом пригласила меня войти.
– Я должен немедленно видеть своего дядю!
У меня дрожал голос. Служанка покачала головой.
– А вот это, молодой господин, никак нельзя. Он еще не вставал.
– Так разбуди его! – потребовал я.
Бледно-серые глаза служанки округлились.
– Это запрещено, господин, – пробормотала она, явно удивляясь, что я не знаю очевидных вещей. – Всем строго-настрого запрещено тревожить его сон. Слугам не велено попадаться ему на глаза. Только кучеру Ласло позволено входить в его покои. Но воевода должен скоро встать. Тогда и поговорите с ним. Вам-то он не откажет. Пойдемте со мной в гостиную, там и подождете.
Я был настолько потрясен увиденным в склепе, что даже не стал возражать, а позволил служанке взять себя под локоть. Она повела меня по узким коридорам. Затем мы поднялись по каменной винтовой лестнице наверх. И в детстве, и в юности я видел замок преимущественно снаружи. Внутри я бывал крайне редко, и сейчас новизна впечатлений захлестнула меня, еще более усугубив мое и без того взвинченное состояние.
Гостиную правильнее было бы назвать залом. Помещение не имело окон, но в полумраке приветливо горел очаг, распространяя свет и тепло. Я находился в такой прострации, что не слышал слов служанки, и ей пришлось буквально силой усадить меня в кресло возле очага.
– Аркадий Цепеш, – произнесла она, наклоняясь ко мне.
Меня поразил и звук ее голоса, и то, что она знает мое имя. Уловив мое удивление, женщина слегка улыбнулась:
– Я знала вашего отца, молодой господин. Он был очень добр ко мне и часто говорил о вас.
19 
