Особенно,... 
79 
Флореску покачал головой.
– Нет, за кражи из могил.
– Наверное, он и в Бистрице не оставлял прежнего занятия. И вы, насколько понимаю, схватили его.
Жандармский начальник кивнул.
– Но в таком случае он должен был бы сейчас находиться в тюрьме, – проговорил я хриплым, дрожащим, совсем не своим голосом. – Видать, деревенские кладбища ему не пришлись по вкусу, и он решил собственными руками пополнить число покойников. Это – не голословное утверждение. Я наткнулся в лесу на целое кладбище... сплошных черепов.
У меня перехватило дыхание. Я в тупом ужасе смотрел на свои руки, думая о Джеффрисе и о черепах младенцев.
Мы молча просидели не менее минуты. Я чувствовал на себе печальный взгляд Флореску. Наверное, он задумался над услышанным. Я прикрыл глаза. Судя по звукам, Флореску выдвинул ящик стола. Затем послышалось чирканье зажигаемой спички, и в кабинете запахло душистым трубочным табаком.
Потом он совсем тихо и участливо сказал:
– Домнуле Цепеш, вы здорово напоминаете мне вашего отца.
Я мгновенно вскинул голову и открыл глаза.
Флореску смотрел на меня с еще большей теплотой, но заставить себя улыбнуться он не смог.
– Более двадцати пяти лет назад... да, вас тогда еще не было на свете... ваш отец точно так же приехал в жандармское управление Бистрица. Конечно, в то время я еще не был начальником. Но отца вашего хорошо запомнил, поскольку он находился почти в невменяемом состоянии. И не только поэтому. Меня вместе с моим сослуживцем отправили в ваше поместье для расследования. Оказалось, что ваш отец наткнулся в лесу на целое кладбище обезображенных трупов.
Я непонимающе уставился на Флореску. Может, я ослышался? Ласло появился в замке каких-то два года назад. Откуда в то далекое время взяться трупам?
Флореску помолчал, давая мне переварить услышанное, затем продолжил:
– Но из нас двоих в Бистриц вернулся только я. Для вас, домнуле, будет лучше, если вы выбросите из головы, что когда-то видели в лесу черепа. Это будет лучше для нас обоих.
Я едва не задохнулся от дикого гнева, даже привстал со стула и почти закричал:
– Как вы смеете говорить подобные вещи, если моя семья живет практически бок о бок с убийцей?
Флореску лишь посмотрел на меня и затянулся дымом. Его лицо превратилось в непроницаемую маску.
– Чего вы хотите? – сердито спросил я. – Денег? Я достаточно богат. Я способен заплатить больше, чем тот, кто вас подкупил!
– Никто меня не подкупал, – невозмутимо и без малейшей обиды ответил начальник жандармов. – По крайней мере, никто не давал мне этих бесполезных металлических кругляшей и бумажек, что зовутся деньгами. Но в чем-то вы правы. Два года назад я выпустил Сегея на свободу по просьбе одного человека.
– Кого же?
– Вашего отца.
Я тихо застонал и, словно тряпичная кукла, осел на стул. Меня так поразила чудовищность этих слов, что я даже не предпринял попытки возразить. А Флореску, окутав себя сизым облаком дыма, продолжал дальше:
– Пройдет время, Ласло не станет, и тогда уже вы, домнуле Цепеш, придете сюда, к моему преемнику, поскольку вам придется принимать очень трудное и неприятное для себя решение.
Как знакома была мне эта уверенность, прозвучавшая в его голосе!
– Вы еще молоды. Есть вещи, которых вы пока не понимаете. Но это только пока. Поверьте, иногда бороться против неизбежного – только себе вредить. Чем сильнее вы боретесь, тем труднее вам становится жить. И вашей семье тоже.
Пройдет еще четверть века, и, кто знает, быть может, сюда придет ваш сын. Он расскажет моему преемнику о страшной находке в лесу и попросит помощи. Возможно, мой преемник согласится и отправит в лес вооруженных жандармов. А результат будет все тем же: назад вернется только один из всех и сделает быструю карьеру, став начальником жандармского управления Бистрица.
Я всю жизнь отдал служению правосудию. Однако есть обстоятельства, находящиеся вне пределов закона. И не важно, какие это законы – Божьи или человеческие. Я больше никогда не ступлю даже одной ногой в тот лес. Скажу вам честно: я не отличаюсь блестящим умом, но достаточно сообразителен там, где дело касается моей жизни. Мне было достаточно одного урока.
Флореску умолк. У меня уже готов был сорваться с языка вопрос, но начальник жандармов не дал мне заговорить.
– Поймите, вы ничего не сможете сделать. И никто из нас не сможет.
Он встал из-за стола и подошел к двери. Возможно, нас подслушивали, и он нарочито громким, явно не свойственным ему голосом произнес:
79 
