– Вам, Викторина Юрьевна, грудь ни к чему, – не осталась в долгу Беда. – Это, знаете ли, хлопотное занятие, с ней возиться надо.
– А вам-то откуда знать? – хмыкнула Викторина, забираясь в кресло с ногами. – У вас, вроде с этим тоже не очень…
Я украдкой показал Элке кулак, чтобы она заткнулась. Она скорчила мне рожу, но промолчала.
– Что же вы, Глеб Сергеич, молчали, что у вас жена такая известная и знаменитая?! – обрёл наконец дар речи Герман.
– Да я и сам не знал, что она до такой степени знаменитая, – пробормотал я, глядя, как Беда расписывается на противоположной стене, окончательно портя интерьер кабинета.
– И я хочу ваш автограф! – воскликнул Ганс. – И я хочу здоровья, счастья и урожай в огороде!
– А знаете что?! – глаза у Марии Ивановны заблестели. – А давайте устроим для всего интерната встречу с писательницей! Пофотографируемся, пообщаемся в неформальной обстановке, фуршетик сообразим, а?! Я распоряжусь, чтобы в саду стол накрыли, а ещё у нас там беседка есть, которую можно вместо сцены использовать!
– Вообще-то, у нас другая программа, – сухо сказала Викторина и оскорблено расправила воротничок на блузке.
– Ой, да знаю я ваши программы, – махнула рукой директриса. – Скука смертная! Небось, о вреде наркотиков рассказывать будете?! Так это не для наших детей. Они вам сами расскажут и где достать, и как не подсесть!
– Хочу фуршетик! – счастливо улыбнулась Беда. – К чёрту нашу программу, давайте встречу со мной!
Допускать, чтобы второй раз на сцене главным действующим лицом оказалась Беда, было никак нельзя, но я вспомнил про свою разукрашенную в драке физиономию, про одежду, вонявшую пивом и… согласился.
– Ладно, Мария Ивановна, накрывайте ваш стол, готовьте беседку, будем проводить встречу с писательницей. Только, пожалуйста, покажите, где у вас тут можно принять душ, я случайно пивом облился.
Элка захлопала в ладоши, Викторина возмущённо фыркнула в своём кресле, Ганс крикнул «Ура!», а Герман Львович галантно поцеловал Марии Ивановне ручку, отчего та зарделась и игриво поинтересовалась:
– Вы случайно не тот олигарх, которого мне Элла пообещала?!
Душ находился в подвале.
Тут были сырые, некрашеные бетонные стены, гулкое эхо и ржавые трубы, которые путались под ногами, не давая пройти.
Моей главной мечте – уединиться с Бедой в душе, – не суждено было сбыться, потому что после долгой дороги помыться захотели все. Мы гуськом спустились в подвал, придерживая на плечах полотенца, которые по распоряжению Марии Ивановны выдала нам завхоз.
Переглянувшись с Бедой, мы каждый отправились на свою половину – я с Гансом и Германом в мужские кабинки, она с Викториной – в женские.
Кабинки оказались тесными и тёмными, а вода еле тёплой.
Если сироты всегда так моются, то им не поможет никакая гуманитарная помощь.
От досады, что Беда не со мной, я засвистел похоронный марш.
– А вы, Элла, оказывается, у нас писательница! – раздался из-за тонкой перегородки, отделяющую женскую половину от мужской, голос Викторины. – Детективы, значит, пишите?
– Пишу, Викторина Юрьевна! Каюсь, пишу. И даже гонорары получаю, – язвительно ответила Элка.
– Знаменитой, наверное, мечтаете быть?
– Ну… кто ж об этом не мечтает? Честно скажу – не отказалась бы.
– А откуда вы, позвольте спросить, сюжеты берёте?
– Из головы, Викторина Юрьевна. Как ни странно – из головы!
– И что – сходится всё? Убийство, мотивы, выводы, отчества героев с именами их пап?
– Не всегда, Викторина Юрьевна, ох, не всегда! Иногда такого напридумываешь, такого накрутишь, что сам не поймёшь, кто кого и за что. И с отчествами, это вы правильно заметили, прямо беда! Всё время забываю, как зовут главного героя – то он у меня Валерьевич, то Аркадьевич…
– И об этом вы собираетесь рассказывать детям? О своём непрофессионализме?!
– Непрофессионализм, Викторина Юрьевна, это когда в душе вода в рот попадает. А ведь вам попадает же, да?! Признайтесь, что попадает! Я знаю одного отличного стоматолога, который за недорого исправляет неправильный прикус. Хотите, дам телефончик?
– Да я сама вам какой угодно телефончик организую – хоть стоматолога, хоть пластического хирурга. А вода мне в рот попадает не из-за прикуса, а из-за того, что я не возвышаюсь над душем, как вы, а стою прямо под ним.
Разговор за стенкой достиг критического уровня, его необходимо было прервать. Когда Элка закусывала удила, она не думала о последствиях.