Последние отзывы

  36  

– Ганс! Вылезай, подлый трус! – позвал Герман.

На полу что-то зашуршало, и сдавленный голос ответил:

– Я… не могу.

– Почему? – Элка нагнулась и заглянула под кровать.

– Кажется… я застрял.

– Где застрял-то? Там расстояние полметра от пола!

– Я и сам не могу понять. Я тут ел, ел и… застрял.

– Что ты там ел, горе армянского народа? – Элка встала на четвереньки, и включила фонарик в мобильнике, чтобы рассмотреть, в чём проблема.

– Сухофрукты! Я когда нервничаю, всегда ем.

– И сильно ты нервничал? – ехидно спросила Элка.

– Стряляли, – неопределённо ответил Ганс. – А мне погибать никак нельзя! У меня восемь девушек, все беременны и все от меня.

Викторина громко фыркнула и отошла от кровати. Я и Герман низко нагнулись, стукнувшись лбами у пола.

Ганс лежал в глубине под кроватью, с несчастным лицом. Вернее, голова его находилась под кроватью, а тело словно заткнуло какую-то узкую нишу, о существовании которой я и не подозревал.

– Вылезай! – приказал я.

– Не могу, Глеб Сергеич! Я и правда застрял! Как Вини-Пух в дыре у Зайца.

– В норе у Кролика, – менторским тоном поправила его Викторина.

– Где ты взял сухофрукты? – спросил я.

– Да тут их целый мешок! Они в этой дырке лежали, в которой я застрял. – Ганс вытолкнул наружу большой холщовый мешок, на дне которого и правда болталась горстка сухофруктов.

– Чёрт знает что! Откуда здесь это? – Я показал мешок Герману.

– Наверное, бельгийцы стратегический запас на случай голодовки держали, а Ильич его не нашёл, когда автобус на запчасти растаскивал, – предположила Элка. – Вот жалость-то! Сколько бы его Нэлька могла компота на халяву сварить! Придётся тебе, герой, полежать там пару деньков, пока не похудеешь, – не без злорадства сказала она Гаспаряну.

– Нет! Глеб Сергеич, выдерните меня! Я в туалет хочу…

Я аккуратно взял его за голову и потянул на себя. Сначала дело показалось мне гиблым, но постепенно, с хрустом в шейных позвонках, Гаспарян начал вытягиваться из-под кровати. Уж не знаю, что он там чувствовал, но пытку Ганс перенёс молча.

– Вставай! – приказала ему Беда, когда я его вытащил.

– Не могу. Затёк я. Руки-ноги не двигаются.

– Может, тебе массажик организовать? Викторина Юрьевна, вы как, не спец по части разминания юных тел?!

– Не спец, – буркнула Викторина.

– Точно?

– Точнее некуда!

Едва миновала опасность, всё вернулось на круги своя. Нужно было срочно прерывать перепалку Беды и Лаптевой, иначе неизвестно, куда бы она зашла.

Герман понял это раньше меня.

– Да тут самый настоящий тайник! – воскликнул он, разглядывая устройство под кроватью. – Тут и дверца есть и замочек! Удивительно, как Гансу удалось его открыть, потому что он кодовый! Нет, да это самый настоящий сейф! Не удивлюсь, если несгораемый… Вы не знаете, Глеб Сергеевич, зачем в несгораемом сейфе хранить мешок сухофруктов?

– Понятия не имею. Всё, братцы, алес! Я больше не хочу знать ни о каких загадочных тайниках. Плевать мне на них! Я устал и хочу спать.

Ганс вдруг вскочил и убежал в туалет.

Герман вздохнул и что-то сунул в тайник. Наверное, пистолет.

За стенами автобуса так и гремел «Рамштайн», рёвом и грохотом сотрясая окрестности.

Затылок после удара битой сильно болел. Там даже надулась шишка, но я старался не обращать на это внимания.

Наше приключение закончилось более-менее хорошо. Парни-неформалы, сидевшие в кафе, действительно не имели к нам никаких претензий за то, что мы угнали у них «Вранглер». Тем более, что джип и мотоцикл мы вернули без повреждений. Только вот магнитофон никак не хотел выключаться и орал как оглашенный, пока мы не приехали в «Ням-ням».

– Прикольные вы чуваки и чувихи, – сказал по виду самый старший из парней и выключил музыку, нажав что-то в районе тормоза.

Я ему кивнул с заискивающей улыбкой, а Беда в качестве компенсации подарила свою книгу с автографом.

Совершенно обессиленные мы уехали на берег какой-то реки и остановились на ночлег.

Когда выяснилось, что заснуть всё равно никто не сможет, Герман развёл костёр. Небо уже светлело у горизонта. Какие-то птицы заливались в верхушках деревьев.

– Алтайские соловьи, – подняв голову к небу, мечтательно сказал Ганс.

– Натуралист, ёпть, юный, – проворчал Абросимов, подкидывая сухие ветки в огонь.

Мы расселись вокруг костра и молча смотрели на языки пламени.

– Может, всё-таки, заявить об угоне в милицию? – неуверенно спросил Ганс.

  36