Я кивнул. Слышал я про Андрея Хабарова, жуткая история. Он учился в соседней шестой гимназии, в одиннадцатом «а». Недели две назад город облетела новость, которая повергла в шок не только взрослое население, но и самых невпечатлительных деток. Хабаров пригласил свой класс на загородную дачу родителей, чтобы отпраздновать день рождения. Поздно вечером подвыпившие подростки возвращались в город и пошли на электричку. Хабаров со своей девчонкой решили не подниматься на мост вместе со всеми, а пошли через пути. Встали на рельсах, чтобы пропустить встречную электричку и не заметили, что сзади идет товарняк. Машинист товарняка сигналил отчаянно, но парень, решив, что гудит электричка, оттащил девчонку назад, под колеса товарняка. Машинист предпринял экстренное торможение, но было уже поздно. В последний момент Андрей понял, что происходит, и буквально выкинул девчонку из-под поезда. Она осталась жива, Хабаров погиб. Все это видели его одноклассники с моста, и они поделились на тех, кто забился в истерике, и тех, кто буквально отскребал Андрея от поезда. Трагедия эта потрясла весь город и почему-то обросла такими подробностями, которые превратили Андрея в безусловного, стопроцентного героя, пожертвовавшего собой ради любимой девушки.
— Так вот, — продолжила Ритка, — спустя несколько дней, после того, как шестая гимназия отрыдала на похоронах Хабарова, в городе стали твориться странные вещи. Вечером, когда стемнеет, на улицах появляются группы подростков с белыми повязками на рукавах, на которых нарисован черный крест. Они нападают на людей с криками: «Ты, гад гнилой, живой, и, падла, землю топчешь, а Андрюха, молодой, здоровый, в земле гниет, червей кормит!» И нападают они, главное, только или на пожилых, подвыпивших, с виду бомжеватых людей, или хромых, увечных… Двое из них уже умерли в больницах от побоев, успев перед смертью рассказать, кто их избил, но описать никого не смогли: темно было, подростки все на одно лицо, в черных, надвинутых на глаза шапочках…
— Вот тебе и подарок для галочки, — я озадаченно почесал затылок. — Ты считаешь, что в этой компании есть и мои охламоны? Голову даю на отсечение, моих там нет!
— Верю, — кивнула Ритка. — Только что у тебя там с мужским одиннадцатым «в»? Ведь это бывшая восьмая гимназия, которая по соседству с шестой, очень уж они там между собой дружили…
Я снова почесал затылок и еле удержался, чтобы не попросить у Ритки сигарету.
В середине учебного года приключилась грустная, но забавная история. Одна из гимназий — восьмая, вдруг получила вожделенный статус «женской». Не в силах ждать следующего года, дирекция и учителя, в порыве творческого вдохновения, взяли и расформировали классы, а точнее, отправили всех своих мальчиков подыскивать себе новые школы. Превращение восьмой гимназии в «женскую» было обставлено с помпой, как очень важное событие в городе. Неделю все средства массовой информации умильно рассказывали и показывали, какое уникальное учебное учреждение появилось в городе. И форма-то у девочек: пилоточки, галстучки, манжетики; и предметы-то: кулинария, танцы, этикет. Вот только к директорам других школ зачастили замотанные мамаши, умоляя их взять доучиться своих сыновей хотя бы до конца года.
После того как я был схвачен за руку в коридоре очередной взмыленной родительницей, я пошел с ней к Ильичу и убедил его набрать пару старших и пару младших классов из мальчиков, пообещав, что буду вести у них почти половину предметов. Ильич повздыхал, поохал, намекнул на прохудившуюся крышу, старые трубы и отсутствие в школе евроремонта, но пообещал что-нибудь придумать. После этого я каждую родительницу тащил к нему, и он, покивав, посочувствовав от души, в конце беседы с хитрым видом двигал по столу бумажку, где был распечатан расчетный счет, на который нужно было перечислить деньги на ремонт крыши и замену гнилых труб. Еще совсем недавно Ильич беззастенчиво брал родительские деньги налом и прятал в сейф, но с тех пор как по телевизору часто зазвучали слова «операция чистые руки», он, не разобравшись, что они имеют отношение только к правоохранительным органам, срочно сменил схему взимания «спонсорской помощи» с родителей. Если же какой-то родитель все же сильно желал расплатиться немедленно и наличными, то Ильич под диктовку заставлял писать его расписку о том, что деньги переданы школе «строго добровольно, в качестве спонсорской помощи». Когда я первый раз прочитал такую расписку, то чуть не помер со смеху — внизу была приписка: «данная расписка написана по собственному желанию, без всякого принуждения».