— По коням, — вздохнул я.
— Может, того, она опять за руль сядет, а то я окромя трактора ничего не…
Элка с победным видом пошла за руль, а я поплелся на пассажирское сиденье. Как же я, идиот, сразу не догадался, что просто так она не целуется!
— Слушай, — сказала она в машине, — ты можешь сделать Панасюка медалистом!
— Там пост гаишный, давай в обход, по пьяной дороге.
Зря я это сказал.
А Элка зря меня послушалась.
Бывают такие рьяные гайцы, которые выходят «на поля» — так это у них называется — в четыре утра. В четыре многие едут с затянувшихся вечеринок, частенько навеселе, и стараются объехать пост ГАИ по окольной дороге, которую сами же и накатали. Едва мы выехали с объездной дороги на шоссе, из-за кустов выскочил гаец с полосатым жезлом. Такого подарка он не ожидал, и потому от радости прыгнул нам прямо под колеса. Элка дала по тормозам, я зажмурился, ожидая удара сзади, но, видно, Женька поднаторел, потому что затормозил ювелирно.
— Битый небитого везет? — ехидно поинтересовался лейтенант, приложив руку к козырьку. — Лейтенант Свинарь, — представился он.
Что делать, я не знал. Денег у меня не было, откупаться было нечем.
— Оружие, наркотики? — по его тону я понял, что он шутит.
— Отпусти, командир, — плаксиво попросила Элка. — С отдыхаловки едем!
— Документики!
Я протянул ему доверенность, но он, не взглянув, вернул ее мне и кивнул на машину:
— Авария?!
— Отпусти, командир, — заканючила Элка. — С отдыхаловки едем. Гонялки в аэропорту были, автоклуб организовал, ну, нас там и занесло маленько. Обычное дело — поцеловались!
— Гонялки? Автоклуб? — удивился лейтенант и оглянулся на автобус. — Там написано: «Прощальный кортеж», «Печальный телефон»!
— Лучше отпусти, командир, — сказала Элка, и в ее голосе мне послышалась угроза.
— А почему водила зеленый? — лейтенант вдруг попятился.
Я оглянулся и увидел, что на нас идет Возлюбленный с зеленой рожей и поднятыми вверх руками. Вид у Женьки был мирный, но лейтенант побледнел, и это было заметно, несмотря на то, что единственным источником света была единственная уцелевшая фара.
— Все нормально, пацаны? — из автобуса выглянул Плюшко, с автоматом наперевес. — А то тормозите часто, у меня «стволы» из гробов рассыпаются! — Он увидел гайца и заткнулся.
Лейтенант Свинарь вдруг поднял руки вверх. Женька руки опустил, свесив их вдоль тела длинными плетьми.
— Ведь говорила же, лучше сразу отпусти! — Элка явно была довольна. — Давай за руль, Фантомас! — крикнула она Женьке и добавила, обратившись к лейтенанту:
— Очень тебя прошу, Свинарь, забудь о том, что ты видел и не передавай по рации про наш прощальный кортеж!
Лейтенант кивнул так, что фуражка слетела с его головы и упала на утрамбованный снег.
Остаток пути мы преодолели без приключений. Здание РОВД окружал редкий лесок, и я попросил Элку припарковаться со стороны черного входа, где не было освещения, и росли пушистые елки. Мы виртуозно проехали между сугробами, для конспирации выключив фару. Я выскочил из машины и приказал Плюшко и Возлюбленному пересесть в «аудюху». Александр Григорьевич неохотно расстался со своим автоматом, с грохотом швырнув его в гроб, на кучу оружия. Цыгане сидели тихо и выглядели очень испуганными.
— Вести себя тихо! — приказал им Плюшко.
— Это произвол. Я буду жаловаться! — завел опять старый цыган, но Плюшко снова пообещал заклеить ему рот. Мы закрыли автобус, и с трудом разместились в сплющенном салоне «селедки».
Элка нажала на газ, и мы поехали.
— Стой, — сказал я, когда мы отъехали за квартал. Звонить по мобильному я не рискнул, поэтому разыскал телефон-автомат и набрал номер дежурного. Телефон не отвечал. Я дал отбой и снова набрал хорошо знакомые цифры районного отделения милиции. Опять никакого ответа. Я уже было признал провал операции, как на том конце кто-то взял трубку. Но вместо привычного: «Дежурный слушает!» повисло молчание. Такого финта от родной милиции я не ожидал.
— Эй! — крикнул я. Как оказалось, корзинка с сюрпризами этой ночью еще не иссякла.
— Эй! Дежурный! Есть кто у телефона?!
— У телефона одна Сапта есть, — неуверенно ответил высокий, полудетский голос.
Я чуть не выругался прямо в трубку. Дондук Сапта, как мне рассказывала Ритка, был тувинец по национальности, в милиции работал недавно, плохо знал русский язык, и отличался редкой… мягко говоря, несообразительностью. То, что у телефона «одна Сапта» означало, что наша блестяще проведенная операция по захвату наркопритона и целого склада оружия была пустой тратой времени.