Страшнее всего был обед. Как водится во всех школах, мальчики и девочки делились на группы, и у каждой было свое название, известное только ее членам. Те подростки, которые считали себя крутыми — это звание они сами себе присваивали, и другим приходилось верить им на слово, — держались в стороне от тех, которые считали себя умными. Те, которые считали себя умными — это подтверждалось оценками, — сторонились тех, кому светило только одно: всю жизнь простоять за прилавком. Те, у кого была активная жизненная позиция, избегали пассивных личностей. Те, которые увлекались модой, чуждались тех, кто презирал подобные интересы. Конечно, существовали ученики, не подходившие ни под одну из этих категорий. Они являлись изгоями и не умели организовать свою группу и объединить себе подобных. Поэтому Джоэл обедал в одиночестве.
Это продолжалось несколько недель. В один из дней Джоэл, как всегда, сидел в укромном месте, которое облюбовал для еды: в углу школьного двора, за будкой охранника. Вдруг у него над ухом раздался девчоночий голос:
— Чего это ты тут делаешь?
Джоэл поднял глаза и удостоверился, что обращаются к нему. На дорожке перед охранником стояла девочка восточной внешности, в синем платке. Школьная форма болталась на ней как балахон и успешно скрывала округлости фигуры, если таковые имелись.
До этого Джоэлу удавалось избегать бесед с учениками, потому он совершенно растерялся.
— Ты разговаривать-то умеешь или как? — спросила девочка.
Джоэл почувствовал, что краснеет, и отвернулся: он знал, как будут выглядеть его пятна на красном фоне.
— Умею.
— И чего ты тут делаешь?
— Ем.
— Вижу, что ешь. Почему тут? Тут никто не ест. Это запрещено. Неужели тебе не объясняли, где нужно обедать?
— Но ведь я никому не мешаю. — Джоэл пожал плечами.
Девочка обошла Джоэла вокруг и остановилась прямо перед ним. Он изучал ее туфли, боясь смотреть в лицо. Туфли были черные, с ремешками. Такие продаются в самых модных магазинах в центре. Они выглядели неуместно, и Джоэлу даже пришла в голову мысль, что, возможно, под балахонистой формой у нее такое же модное белье. Несс тоже носит белье. Уловив некоторое сходство между этой девочкой и сестрой, Джоэл почувствовал себя немного свободнее. Хоть чуть-чуть прояснилось, что она за фрукт.
Девочка наклонилась, не сводя с него глаз.
— А я знаю тебя. Ты ездишь на автобусе номер пятьдесят два, как и я. Где ты живешь?
Джоэл назвал адрес, бросив быстрый взгляд на ее лицо, на котором выражение любопытства сменилось удивлением.
— Иденем-истейт? И я там живу. В высотке. Никогда не встречала тебя там. А на какой остановке ты садишься? Точно не на моей. Когда я захожу в автобус, ты уже там.
Джоэл пояснил, что провожает брата до школы. О сестре он не упомянул. Девочка кивнула.
— Хиба. Это мое имя. Кто у тебя по психологии?
— Мистер Истбурн.
— А по религии?
— Миссис Армстронг.
— А по математике?
— Мистер Пирс.
— О! Он такой противный. У тебя хорошо с математикой?
У Джоэла было хорошо с математикой, но он промолчал. Джоэл любил этот предмет. В математике всегда все четко. От нее знаешь, чего ожидать.
— Как тебя зовут? — поинтересовалась Хиба.
— Джоэл, — ответил он и вдруг добавил от себя: — Я новенький.
— Да это ясно.
Джоэл снова покраснел: ему послышалось презрение в этой фразе, но девочка пояснила:
— Ты обедаешь в неположенном месте. Вот я и поняла, что ты новенький. Я тебя и раньше тут видела.
Хиба кивнула в сторону ворот, которые отделяли школу от остального мира, и ответила откровенностью на его откровенность:
— Мой парень приходит к воротам во время обеда, чтобы поболтать со мной. Вот я тебя и заметила.
— Он учится не в этой школе?
— Он вообще нигде не учится. Хотя должен. Не хочет, понимаешь? Мы пересекаемся здесь, иначе мой отец увидит. И изобьет меня до смерти. Ничего не поделаешь — мусульманин, — заключила Хиба и смутилась от своего признания.
Джоэл не знал, что сказать.
Хиба заговорила сама:
— Мы с тобой можем быть друзьями, не больше, так как парень у меня уже есть. Но дружить мы можем.
Эти слова показались Джоэлу столь удивительными, что он обомлел. Ему никто никогда не предлагал дружбу, и он не понимал, с чего вдруг Хиба решилась на это. Да Хиба и сама не смогла бы объяснить. Просто у нее был парень, с которым отец запрещал ей общаться, и Хибе приходилось жить на рубеже двух враждующих миров, а потому она лучше своих сверстников понимала, каково это — ощущать себя чужим. Изгои чуют друг друга, пусть и бессознательно. Так и Хиба почувствовала Джоэла.