Особенно,... 
87 
– Кто он?!! – заорал Сытов, в два прыжка очутился в спальне и затряс за плечи свою жену. – Кто?! Ты с ним спишь?!
– Ты спятил, Кит! – Лика вывернулась из его рук и плюхнулась на кровать. На ней были голубенькие брючки и шлёпки на шпильке, выполнявшие роль тапочек. – Я с ним не сплю, не ем, и даже не пью. Я его даже практически не вижу. Но вполне могу попросить об одной услуге. Кажется, тебе нужно завязывать с диетой, а то с мозгами у тебя стало не очень…
– А у тебя очень!
– Тебе нужно лопать побольше жиров и углеводов, Кит. Будешь толстым, добрым и умным.
Сытов промолчал. Наверное, он и впрямь выглядит дураком, но он очень привык за последнюю неделю идти на поводу у своих импульсов и говорить то, что первым приходит на ум.
– Сиди дома, я позвоню в течение дня. – Лика натянула голубой пиджачок, потрясающе выгодно подчёркивающий фигуру, и пошла в коридор.
– Кит! – крикнула она от двери.
– Что?
– Говорят, эта негритянка очень красивая!
– Это правда!
– Кит!
– Ну что?
– А когда ты спасёшь её, и она с благодарностью простит тебе всё, что между вами когда-то произошло, ты… уйдёшь от меня?
– Не знаю.
А он и правда не знал, что сделает, если Катька простит его.
Сытов закрыл глаза и представил себе её новую: дерзкую, взрослую и потрясающе красивую – в красном платье, на красном «Мустанге».
Наверное, на животе у неё шрам.
Наверное, она стала жёстче, умнее, циничнее.
Он примет её любую.
Что-то там Март говорил, что она любит обрабатывать богатеньких старичков. Эх, если бы Март только знал, что Катька имеет на это право! И это право – добиваться любыми путями своей выгоды, любой ценой выживать, – дал ей он, Сытов, когда бросил умирать на сухой осенней траве.
Нет, конечно, он знал, как поведёт себя, если Катька его простит. Он бросит свою жизнь к её тёмным ногам, и пусть она распоряжается ей как хочет. Лике придётся с этим смириться.
Сытов не заметил, как заснул. Всё-таки, он совершенно не умел находиться в отпуске.
Его разбудил телефонный звонок. Он проснулся и с ужасом понял, что уже вечер.
– Лика! – заорал он, но Лика не отзывалась.
Телефон назойливо пиликал.
– Алло! – крикнул он в трубку.
– Кит! Ты что там, с беговой дорожки не слезаешь? – удивилась Лика его сбившемуся дыханию.
– Я спал. Ты меня разбудила.
– Я всё узнала, Кит!
– Что?
– Про этого твоего Робинзона!
– Говори!
– Только один человек может носить такую кличку – Алексей Викторович Антонов. В криминальном мире он хорошо известен как волк-одиночка, потому и получил такое прозвище – Робинзон. Одно время он занимался тем, что ездил по городам, открывал фирмы-однодневки и собирал с населения взносы под якобы строящиеся квартиры. В последний момент он исчезал вместе с деньгами. Естественно, он бегал, менял адреса, паспорта, имена, но пару раз всё же попался на своих афёрах и сидел, но недолго, выходил по амнистии. Сейчас он осел в Москве, чем живёт, неизвестно, где – тоже неизвестно, но иногда появляется в клубе «Графские развалины», играет в рулетку. У него действительно татуировка на среднем пальце, у него действительно очень неприметная, незапоминающаяся внешность!
И тут Сытова словно кувалдой по голове огрели.
Или это называется правильным словом – «озарение»? Он подскочил с кровати, головой влетел в абажур торшера, и, потеряв равновесие, рухнул опять на кровать в оранжевом, тканевом колпаке. Он взвыл от собственной тупости, тупости, тупости!
– Кит, что за шум? – заорала трубка Ликиным голосом. – Эй!
Сытов снял с головы абажур, пристроил его на торшер и треснул себя кулаком по голове.
– Эй, Кит! Я тебе помогла? Это стоило мне двух годовых абонементов в мои салоны! Ещё немножко таких расследований, и я разорюсь!
– Идиот! – сам себе сказал Сытов.
Он жил этим столько лет, он столько раз прокручивал ситуацию, поломавшую его жизнь чувством вины, и вдруг, когда услышал слова, рефреном звучавшие в его голове годами – забыл их!
«А никакой! – сказала тринадцать лет назад в Волынчиково Попелыха, когда он решил расспросить её про родственника, приезжавшего к бабе Шуре. – Никакой! Говнистый такой, щурится только всё время».
«Да, приходил мужик, лет тридцать пять, – сказала тогда продавщица в сельском магазине, – невзрачный такой, и татуировка у него на пальце была, распятие вроде…»
«Среднестатистический, – сказала девка в общаге, описывая этого Робинзона. – Внешне – говно, а не мужик. Подслеповатенький, щурится всегда. Татуировка у него на среднем пальце – крест!»
87 
