Карл что-то удовлетворенно проворчал. Адмирал Колиньи очень уважал Наварра и в прошедшие несколько недель часто говорил королю об уме Генриха, о его смелости и честности.
Эдуард поднялся и поцеловал кузена. Наварр, на полголовы ниже моего сына, грубоватый и простой, проигрывал рядом с гибким и элегантным герцогом Анжуйским, нарядившимся в изумрудный китайский шелк, вышитый крошечными блестящими золотыми карпами.
— Добро пожаловать, кузен, — улыбнулся Эдуард.
— Я слышал, ты великолепно играешь в теннис, — ответил Наварр. — Предпочитаю соперничать с тобой на площадке, а не на поле боя.
— Возможно, мы организуем матч. — Эдуард положил руку на плечо Наварра и повернул его ко мне. — Моя мать, королева.
Наварр обратил на меня теплый открытый взгляд.
— Madame la Reine.
Я быстро подошла к нему и заключила в объятия.
— Очень сожалею о смерти твоей матери, — прошептала я ему на ухо. — Она была мне дорогой подругой.
Наварр крепко меня обнял, а когда отпустил, глаза его сияли.
— Моя мать всегда любила вас, Madame la Reine.
— Тетя Катерина, — поправила я Генриха и поцеловала в губы.
Он рассмеялся, стараясь развеять охватившее нас чувство потери.
— Тетя Катерина, у меня еще не было случая поблагодарить вас за книгу Ринальдо. Мне она так нравится, что я постоянно ее перечитываю.
— После стольких лет ты все помнишь, — поразилась я. — Но вряд ли ты проделал такой долгий путь, просто чтобы поболтать со своей старой тетей.
Я взяла Генриха за руку и кивнула на распашные двери. В проеме появилась Марго — темноволосое, темноглазое волшебное видение в платье из синего атласа. Прозрачная накидка из тонкого шелка переливалась голубым и фиолетовым. Прирожденная кокетка, она высоко держала подбородок, из-за чего ее длинная шея напоминала лебединую. Она слегка наклонила голову и взглянула на Генриха с игривой улыбкой. Он был по-настоящему поражен и с трудом отвел глаза, смутившись, что все заметили его плотоядный взгляд.
— Monsieur le Roi, — промолвила Маргарита, слегка присев и протянув ладонь, бархатную и белую, точно молоко.
Наварр прижался к руке губами. Выпрямившись и успокоившись, он произнес:
— Ваше королевское высочество, вы по-прежнему бегаете быстрее меня?
Моя дочь рассмеялась.
— Очень может быть, ваше величество. К сожалению, сейчас мне мешают эти ловушки.
Она указала на свои тяжелые юбки.
— А! — Наварр изобразил разочарование. — А я-то надеялся, что после ужина мы с тобой посоревнуемся.
Марго рассмеялась, притянула его к себе и поцеловала в губы, как и надлежало кузенам. Затем мы поприветствовали принца Конде; эти приветствия с обеих сторон были более сдержанными. Потом все проследовали в обеденный зал.
Собравшиеся были в восторге от Генриха. Беседа постоянно прерывалась смехом. После ужина я повела его на балкон, выходящий на Сену. В последнюю неделю лето обрушило на город всю свою мощь. С грязной реки не доносилось ни дуновения, ощущался лишь слабый запах разложения. Генрих облокотился на перила и посмотрел на реку и на город с видом любовника, вернувшегося после долгой разлуки.
Мы помолчали, и я спокойно сказала:
— Твоя мать говорила, что ты писал мне письма, но она их не отправляла.
Выражение лица Генриха не изменилось, однако я почувствовала вдруг какую-то настороженность. Он пожал плечами.
— Думаю, что моя… юношеская фантазия ее пугала. У меня были вопросы о предметах, которых она не понимала.
— В тот день, когда ты бежал за теннисным мячом, мне показалось, что нас с тобой поразила одна и та же воображаемая картина, — призналась я. — Я не ошиблась?
Он ответил не сразу.
— Моя мать размышляла только о Боге и о грехе. Но в отличие от моих товарищей-гугенотов я не религиозный человек. Я воевал рядом с ними, потому что верю в справедливость их дела. А что касается меня лично, то я верю в реальные вещи — в землю, небо, людей и животных…
— А кровавые видения? — уточнила я.
Наварр отвернулся.
— Мне мерещились мои товарищи, умирающие страшной смертью.
— Я не различаю их лиц, но мои сны и видения в последнее время стали ужаснее. Я всегда принимала эти сны за предупреждения, словно открывалась дверь в будущее, которое можно исправить. Но если ты не веришь в Бога, то, возможно, считаешь, что все это не имеет смысла?