Якопо должен был обсудить неотложные дела с его святейшеством. Нас, женщин, отпустили, а мужчины собирались отправиться в апартаменты Сандро. У дверей я задержалась, жестом пригласив Лукрецию и Марию пройти вперед, а сама подождала Сандро. Якопо опустил глаза.
— Я буду ждать тебя, Алессандро, — предупредил он и скрылся в коридоре.
— Ты все знал, — заявила я, когда мы с Сандро остались вдвоем. — Год назад ты предупреждал, чтобы я держалась подальше от Ипполито. Ты и Климент уже тогда все знали.
— Но мы сомневались, — заметил Сандро. — Тогда Франциск не сделал предложения, и мы не были уверены в успехе переговоров. Я бы открылся тебе, но поклялся молчать. К согласию мы пришли менее недели назад.
— Ты всегда знал, что я не получу Флоренцию! — выпалила я. — Ты и твой отец.
Сандро слегка отпрянул, заметив мою горячность, но спокойно произнес:
— Все было решено, как только Климент тебя увидел. Я достаточно умен для управления городом. Но ты… Ты великолепна. Да поможет миру Господь, стоит тебе постигнуть искусство хитрости! Мне не нужна жена умнее меня. Я смогу сохранить для своего отца Флоренцию. Но ты…
— Я смогу принести ему нацию, — горько закончила я фразу.
— Мне очень жаль, Катерина, — добавил Алессандро.
Сдержанность на мгновение оставила его, и я увидела, что ему действительно жаль.
Проведя долгий день с донной Лукрецией и Марией, я отправилась спать сразу после раннего ужина. В комнате я пыталась размышлять о своей новой судьбе, однако она казалась мне туманной и нереальной. Как я могу все бросить, оставить людей, которых люблю, и уехать жить среди иностранцев? Портрет надменного скованного мальчика из деревянной шкатулки не принес мне утешения. В конце концов усталость переборола беспокойство, и я уснула.
Во сне я посреди чистого поля смотрела на коралловые лучи закатного солнца. На фоне большого диска — черный силуэт широкоплечего сильного мужчины. Он стоял, раскинув руки, и звал: «Catherine, ma Catherine…».
Вариант моего имени на чужом языке не казался более варварским. Я ответила: «Je suis ici, je suis Catherine… Mais qui etes-vous?»[16]
«Catherine!» — умолял он, словно не слышал моего вопроса.
В ушах прогремел гром. Пейзаж магически изменился. Мужчина лежал, скорчившись, у моих ног, лицо по-прежнему оставалось в тени. Я напрасно пыталась разглядеть его черты. Из его лица била кровь, словно вода из родника.
Я присела рядом.
«Ah, monsieur! Comment est-ce que je peux aider?» — «Месье, чем я могу помочь?»
Его лицо вдруг осветилось. Борода была запачкана сгустками крови, вокруг головы расплылся темно-красный ореол. Дикие от боли глаза наконец обратились ко мне.
«Catherine, — прошептал он. — Venez a moi. Aidez-moi». «Придите ко мне. Помогите мне».
Тело мужчины сотрясла сильная судорога, оно выгнулось, точно лук. Когда его отпустило, воздух с шипением вырвался из легких, и он обмяк. Рот открылся, глаза уставились в пространство невидящим взором.
Что-то тревожно знакомое промелькнуло в его безжизненных чертах — что-то, чего я не могла уловить, но что слишком хорошо знала. Тут я громко вскрикнула.
После чего проснулась и увидела перед собой камеристку донну Марселлу.
— Кто? — спросила она. — Кого вы назвали?
Я молчала и растерянно на нее смотрела.
— Мужчина, — настойчиво продолжала она. — Вы требовали: «Немедленно приведите его сюда!» Кого я должна привести, duchessina? Вы заболели? Вам нужен врач?
Я села и приложила руку к сердцу, к Крылу ворона.
— Козимо Руджиери, сына астролога, — сказала я. — Отыщите его и приведите ко мне.
ГЛАВА 15
Руджиери не нашли. Какая-то старая женщина отворила дверь и сообщила, что через день после осады господин Козимо исчез. Два с половиной года от него не было известий.
— И слава богу, — добавила женщина. — Он совсем спятил, болтал что-то невразумительное, ужасное, отказывался есть и спать. Я бы удивилась, если б выяснилось, что он еще жив.
Новость меня расстроила, но не было времени поддаваться унынию. Я уже не прежняя Катерина, тринадцатилетняя девочка. Теперь я герцогиня Урбино, будущая жена герцога Орлеанского и невестка короля. С меня, словно с золотого слитка, не спускали глаз.
В апреле во дворце Медичи был устроен прием по случаю моего четырнадцатилетия. Праздник посетил и его святейшество, проделавший долгий путь из Рима. Обвешенная ювелирными украшениями, я держалась за руку Папы Климента, пока он представлял меня каждому именитому гостю: «Моя любимая Катерина, самое дорогое мое сокровище».