Особенно,... 
71 
Значит, мой камень Козимо Руджиери приготовил заранее, за недели, а может, и за месяцы. Он знал, что талисман мне понадобится, и просто ждал случая преподнести его.
Весной 1534 года мы недолго оставались в Париже. Королю, как и мне, не нравились условия проживания, так что вскоре мы переселились в замок Фонтенбло, к югу от города.
Если Лувр был самой маленькой королевской резиденцией, то Фонтенбло, напротив, оказался самой большой. Массивное четырехэтажное каменное здание было построено в форме овала и имело внутренний двор. Там можно было разместить деревню, а вот для двора короля Франциска места не хватило. Пришлось переделывать западное крыло. Франциск нанял знаменитого Фиорентино писать фрески, которые затем украсили позолоченными рамами. Под наблюдением короля и благодаря знаменитому ювелиру Челлини дворец засверкал.
Я пригласила Челлини в свой кабинет и показала ему рисунок золотого кольца, в которое надо было вставить камень. Когда работа была выполнена, я хорошо ему заплатила и спрятала кольцо в тайнике вместе с остальными своими секретами.
За весной настало лето, а за ним и осень. Все свободное время король охотился. Его сопровождала La Petite Bande[19] — так он называл придворных дам. Теперь все мы пользовались дамскими седлами, и каждая женщина старалась угнаться за королем.
Как-то в конце сентября мы преследовали оленя. Я веселилась, мне было хорошо в моей новой жизни. Погода стояла отличная — солнце и приятный ветерок. Мы с Анной, смеясь, галопом пустились за королем.
Вдруг зазвонил колокол, возвещая, что умер какой-то важный человек. Мы прекратили охоту и вернулись, притихшие и любопытные. Главный конюх не знал, что случилось.
Я спешилась и направилась в свои комнаты. Мадам Гонди ожидала меня в дверях. Слезы частично смыли ее румяна, оставив белые дорожки на щеках. Другие дамы и слуги плакали.
— В чем дело? — спросила я.
Мадам Гонди перекрестилась.
— Ваше высочество, мне так жаль, что именно я сообщаю вам это. Ваш дядя, его святейшество…
Я была потрясена, однако не заплакала. Любому верующему тяжко принять весть о смерти Папы, к тому же он был моим родственником. Но я все еще обижалась на него за то, что на роль правителя Флоренции он выбрал своего незаконнорожденного сына Алессандро.
Как только шок прошел, мне стало не по себе: Климент умер, заплатив лишь половину моего приданого, и его обещание военной помощи королю Франциску не было исполнено. В часовне я молилась, чтобы его наследник стал другом мне и Франции, но Бог никогда меня не слышал.
Через семь дней после кончины Климента Луна поднялась вместе с Дженахом. В сорок три минуты после полуночи я пробралась в свой кабинет без окон и открыла ключом потайное отделение.
Письменный стол я превратила в самодельный алтарь с кадилом в центре, перед которым положила рисунок с вороном. В кадиле я разожгла уголь, насыпала в пламя кипарисовую стружку и сухие листья чемерицы. Сразу появился ядовитый дым, из глаз моих потекли слезы. Я взяла шило и полированный оникс. На оборотной стороне камня, держа его в дыму и повторяя имя звезды, я вырезала символ Дженаха. Используя прекрасные щипцы Челлини, я поместила камень в кольцо и с силой вдавливала в золотые зубцы, пока оникс прочно не закрепился.
Все прошло непримечательно, без вмешательства потусторонних сил. Я повторила ритуал окуривания ладаном и призвания к Дженаху семи ночей, в сорок три минуты после полуночи. Раньше я беспокоилась, что не смогу встать в назначенное время, однако все получилось.
Через две недели Папой назначили Алессандро Фарнезе. Он взял имя Павел III. Если его избрание и причинило королю Франциску некоторое беспокойство, то его величество никак этого не показал и относился ко мне так же тепло, как прежде. В последний день октября, в канун Дня всех святых, мы вместе сидели за завтраком, оживленно говорили о произведениях Рабле и рассуждали, почему они еретические. Затем я отправилась в конюшню, собираясь прогуляться с королем и его «бандой». На душе у меня было легко.
Когда я приблизилась, то увидела, что дамы — за исключением Анны — торопятся назад, к дворцу, и лица их искажены страхом. Мари де Канапль отчаянно махала руками. Я не поняла, о чем она пытается меня предупредить.
В конюшне грумы загоняли испуганных лошадей в стойла. Возле входа находились три человека: коннетабль Монморанси, герцогиня д'Этамп и король. Герцогиня молчала, она была растеряна. Монморанси, величественный и неподвижный, смотрел в землю.
71 
