— Один парень приезжал сюда на лето. У его семьи водились деньжата. Они жили в большом доме на скале. Я с ними незнаком, мне Бенесек рассказывал. Но молодёжь его знала, потому что летом они проводили время на берегу. Этот парень… Джон или Джеймс… Да, Джеймс.
— Тот, кто утонул?
— Только его близкие не верили в простой несчастный случай. Они хотели кого-то обвинить и выбрали нашего Бенесека. Других тоже винили, но считали, что главный подозреваемый — Бенесек. Привезли копов из Ньюки. Те начали трясти Бена. А сын ничегошеньки не знает, он повторял им это снова и снова, и наконец копы поверили. Отец погибшего парня поставил в том месте большой глупый памятник. Все стали смотреть на нашего Бена с подозрением, вот мы и отослали его к дяде. Здесь ему ничего не светило, а там он получил шанс в жизни.
— Памятник? Где?
— Где-то на побережье. На скале. Чтобы люди помнили о том случае. Я по той тропе не хожу, памятника не видел, но они мечтали, чтобы все помнили. — Керн мрачно рассмеялся. — Должно быть, здорово потратились. Надеялись, что памятник будет отравлять Бену жизнь до самой его смерти. Только не думали, что Бен сюда не вернётся. Выходит, зря старались.
Керн взял ещё одну чашку, разбитую больше остальных. По ней проходила трещина от кромки до дна, а в том месте, где обычно касаются губами, был большой скол. Казалось глупым её ремонтировать, но было ясно, что Эдди Керн всё-таки попытается.
— Бен был неплохим парнем. Я желал ему только хорошего. Старался всё для него делать. Какой отец не хочет лучшего для своего сына?
— Это верно, — согласился Линли.
Обследование бухты Пенгелли не отняло много времени. Кроме магазина и двух главных улиц была ещё сама бухта, старая церковь, стоявшая сразу за деревней, да гостиница «Кроншнеп». Дейдра начала осмотр с храма, находившегося посреди кладбища. Вдоль дорожки, ведущей к колумбарию, росли ещё не отцветшие нарциссы. Сначала Дейдра подумала, что здание, скорее всего, заперто, как это бывает со многими деревенскими церквями в нынешние времена безверия и вандализма. Но девушка ошиблась: церковь, названная в честь какой-то святой, была открыта.
Внутри было холодно и пахло камнем и пылью. В простенке между дверями Дейдра заметила выключатель; она нажала его и осветила проход, неф и разноцветные верёвки, свисавшие с колокольни. Слева располагалась купель, грубо вытесанная из гранита, справа — кафедра и алтарь. Церковь ничем не отличалась от других церквей полуострова, единственным исключением было то, что здесь торговали подержанными вещами. С этой целью сразу за купелью поставили стол и стеллаж. В запертом деревянном ящике, должно быть, хранились деньги.
Дейдра подошла к столу. Никакого порядка в выкладке товаров не наблюдалось, тем не менее вещи обладали своеобразным очарованием. Тут были и старые кружевные салфеточки, и разрозненные фарфоровые изделия, стеклянные бусы, висящие на шеях пыльных чучел животных, книги с отваливающимися переплётами, на блюдах для пирогов — садовые инструменты. В обувной коробке лежали старые почтовые открытки. Большая часть из них была надписана, проштемпелёвана и давным-давно получена адресатами. На одной из них Дейдра увидела красочное изображение цыганского табора. Она перевернула открытку, и оказалось, что в отличие от других на ней ничего не написано.
В другой раз Дейдра бы этого не сделала, но сейчас купила открытку, а потом ещё две фотографии, с текстом. Одна — от тётушки Хейзел и дядюшки Дэна. На ней были рыбачьи лодки в бухте Падстоу. Другая — от Бинки и Эрла. На ней сёрферы из Ньюки стояли возле длинных бордов. Возле ног Бинки и Эрла было нацарапано: «Фистрал-бич. Это случилось! И! Свадьба в декабре!»
Дейдра покинула церковь, но прежде посмотрела на молитвенную доску. Прихожане вешали на неё свои просьбы. Большинство умоляло об излечении. Дейдра подумала, что люди задумываются о Боге лишь в случае ухудшения собственного самочувствия или здоровья близких.
Она не была религиозной, но сейчас ухватилась за возможность. Она искала в Интернете чудеса, может, здесь ей повезёт?
Дейдра взяла шариковую ручку и перевернула листок с рекламой пирогов на другую сторону. Она вывела: «Молюсь о» — и обнаружила, что не знает, как продолжить, не может подобрать слова. Написать записку и вывесить на всеобщее обозрение на доску — это казалось Дейдре лицемерием, которого она бы не перенесла. Поэтому она спрятала ручку, смяла бумагу в комок, сунула в карман и покинула церковь.