11 
Сенька умер пять лет назад. А куда девался Антипин, Рапава не знает. Депо № 1 имени Ленина принадлежит теперь частной фирме, которая ввозит французское вино.
Записи Сталина, парень? Да кому они нужны? Рапава теперь уже ничего не боится.
Говоришь, кучу денег? Так-так...
Он нагнулся и плюнул в пепельницу, потом вроде задремал. Немного спустя пробормотал:
— Мальчишка-то мой помер. Я тебе говорил?
— Да.
— Погиб, когда сидел в ночной засаде на дороге в Мазари-Шариф. Одной из последних. От снаряда, который выпустили из американского орудия чернорожие черти каменного века. Разве позволил бы Сталинтаким дикарям унизить страну? Еще чего! Да он стер бы их в порошок и разбросал его по Сибири!
После того как сына не стало, Рапава взял за привычку подолгу гулять. Иногда шагал целыми сутками. Пересекал весь огромный город — от Перово до Серебряного Бора, от Битцевского парка до Останкинской телебашни. И в один из таких походов — лет шесть или семь тому назад было это в год переворота — он вдруг очутился в том месте, которое то и дело снилось ему. Сначала не сразу понял, где находится. А потом до него дошло, что он на Вспольном. Он бросился оттуда наутек — только пятки сверкали. Сын его служил радистом в танковом подразделении. Любил копаться в приемниках. По натуре вряд ли был бойцом.
— А дом? — спросил Келсо. — Тот особняк еще стоит?
— Ему было девятнадцать.
— А дом? Что стало с домом? Голова Рапавы склонилась на грудь.
— Дом, товарищ...
— Там висел красный полумесяц с красной звездой. И охраняли это место чернорожие черти...
После этого Келсо уже не мог добиться от Рапавы ничего членораздельного. Старик поморгал и закрыл глаза. Рот у него разъехался. По щеке потекла струйка желтой слюны.
Келсо с минуту-другую смотрел на него, чувствуя, как к горлу подступает тошнота, потом вскочил с кресла и помчался в ванную, где его обильно и сильно вырвало. Он приложился пылающим лбом к холодной эмалированной раковине и провел языком по губам. Язык показался ему раздувшимся и горьким, похожим на кусок сгнившего фрукта. В горле стоял ком. Келсо попытался отхаркаться, чтобы его выплюнуть, но ничего не получилось, тогда он решил проглотить комок, и его тут же снова вырвало. Когда он вытащил голову из-под струи воды, краны будто выскочили из своих гнезд и закружились вокруг него в медленной обрядовой пляске. Из его носа на стульчак унитаза тянулась, поблескивая, серебристая ленточка слизи.
Потерпи, сказал он себе. Это тоже пройдет.
И снова, как утопающий, ухватился за прохладную белую раковину, а стены качнулись и, погружаясь в темноту, куда-то поехали...
В окружавшей его тьме раздался шорох. Загорелись желтые глаза.
— Да кто ты такой, кто позволил тебе красть мои записи? — раздался голос Сталина.
И он, как волк, вскочил со своего дивана.
Келсо дернулся, приходя в себя, и ударился головой о борт ванны. Он застонал и, перевернувшись на спину, приложил руку к голове, чтобы проверить, нет ли крови. Он был уверен, что почувствовал липкую жидкость на пальцах, но, когда поднес их к глазам и, прищурясь, всмотрелся, они оказались чистыми.
Как всегда, так и сейчас, на полу московской ванной, частица его оставалась безжалостно трезвой — так раненый капитан на мостике торпедированного корабля спокойно требует, несмотря на дым сражения, сообщить ему о погибших. Эта частица всегда считала, что, как ни плохо ему в данный момент, бывало много хуже. И он услышал, несмотря на грохот крови в ушах, скрип шагов и щелчок тихо затворившейся двери.
Келсо стиснул зубы, силой воли заставил себя пройти все стадии эволюции человека — из слизи, покрывавшей пол, поднялся на четвереньки и встал — и, шаркая, вышел в пустую спальню. Сквозь тонкие оранжевые шторы на остатки ночной оргии сочился серый свет. Кислый запах пролитого алкоголя и спертый от дыма воздух вызвали у Келсо приступ тошноты. Тем не менее он потащился к ведущей в коридор двери — это было актом героизма и отчаяния.
— Папу Герасимович! Стойте!
В плохо освещенном коридоре было пусто. В дальнем его конце, за углом, звякнул подошедший лифт. Скривившись от боли, Келсо захромал туда, но увидел лишь закрывающиеся дверцы кабины. Он пытался открыть их пальцами, крича в щель, прося Рапаву вернуться. Потом несколько раз нажал ладонью на кнопку вызова, но лифт не слушался, и Келсо бросился к лестнице. Он спустился на двадцать первый этаж и тут вынужден был признать, что проиграл. Он стоял на площадке и ждал скоростного лифта, прислонясь к стене, с трудом переводя дух, борясь с тошнотой и чувствуя режущую боль в глазах. Кабина долго не приходила, а когда наконец пришла, мигом подняла его на два этажа, на которые он спустился. И дверцы издевательски открылись, выпуская его в пустой коридор.
11 
