Особенно,... 
125 
А.К.: Ох ты! Прямо плюнули тем самым в лицо советской власти!
Е.П.: Это в наши планы не входило. А повыпендриваться перед властью в лице товарища Штейнбука хотелось. Думаю, мудрый коммунист с человеческим лицом это понял и поставил нам по пятерке.
А.К.: Да. Это была общая модель поведения. Хотели плюнуть, но не попасть. Я так прожил значительную часть своей жизни.
Е.П.: Однако у всех рано или поздно возникали какие-то рубежные моменты. Для одного это был пятьдесят шестой год, Венгрия, для другого — шестьдесят восьмой, Чехословакия, третьего возмутила высылка Солженицына, четвертого — Афган. То есть, понимаешь, советская власть, конечно же, была подлая безнадежно, но если бы она не была такая глупая, наглая и беспредельная, то она еще бы продержалась лет, ну, сто, например…
А.К.: Так многие думают, но я скажу на это вот что: она бы тогда не была советской.
Е.П.: Ты Петера Эстерхази когда-нибудь читал?
А.К.: Читал. Очень хороший современный венгерский писатель.
Е.П.: Мировая знаменитость вдобавок. У него слава сейчас на Западе такая же примерно, как некогда у Аксенова. И вот я его однажды спросил: «Петер, а когда ты написал книгу “Производственный роман”?» Он говорит: «В семьдесят девятом». — «А напечатал когда?» — «Тогда же и напечатал». — «Где?» — «В Будапеште». Я говорю: «Как так в Будапеште? У нас за такие издевательства над коммунистами в те времена из Союза писателей выгоняли, а то и сажали. У вас что, социализма не было?» Тут ему стыдно стало, что у них социализм такой травоядный был, он и говорит: «Ну уж вторую книжку — "Малая венгерская порнография" — мне пришлось в Вене печатать». А первые буквы названия «Малая венгерская порнография», МВП, — это ни больше ни меньше аббревиатура названия венгерской компартии. Это все равно, если я бы сатирический роман назвал, например, «Краткий Путеводитель Сукиных Сыновей», «КПСС». Я говорю: «И что тебе было?» — «Ничего. Потому что наш дядя Янош Кадар в отличие от вашего дяди Лени Брежнева провозгласил, что кто не против нас, тот с нами. А у вас все было наоборот». Я тогда плюнул с досады и говорю: «Если бы у нас, Петер, была бы такая же мягкая советская власть, как у вас, то никакой перестройки бы не было, и ты до сих пор ходил бы под красным знаменем». В Венгрии, между прочим, все новые западные фильмы показывали, и каждый венгр мог раз в год поехать на Запад к какому-нибудь своему дяде-контрику, который бежал из страны в пятьдесят шестом. Колбасу в магазинах продавали.
А.К.: Вот! А накрылись все коммунисты вместе, извини за злорадный смех. Как тут накрылось, так и там накрылось. Почему ж там советская власть — гуманная, неглупая — тоже не удержалась?
Е.П.: Значит, из Москвы велели «перестраиваться». Тогда ведь еще советская империя не была разрушена. ГДР, Чехословакия, Венгрия — кончай перекур, становись на руки.
А.К.: Это все феномен Прибалтики и Грузии. Прибалтика и Грузия в Советском Союзе были зонами наименьшей советской власти. Однако, как советская власть закачалась, так эти страны первыми с телеги соскочили. Я помню до сих пор, как кричал после событий в Вильнюсе один мой сослуживец по «Московским новостям», из бывших гэбэшников: «Чего им не хватало? У них и так советской власти не было!» Значит, что-то не так просто было с советской властью и с советскими людьми типа Аксенова. Да и, пожалуй, с нами тоже. Вот какое-то было в нас качество, которое не позволяло нам внутри себя, до конца, окончательно стать антисоветчиками.
Е.П.: Что значит «до конца»?
А.К.: То и значит, не прикидывайся, что не понимаешь. И я думаю, в Васе это было в большой, очень большой степени. Хотя бы потому, что он еще в детстве был сильно пуган. Они отгородились от всех стенкой, а мы мечтали не сломать эту стенку, а перелезть через нее туда, где они. Чтобы мы оставались для них чужими, но одновременно были как бы даже и свои. Однако они тоже не были дураками. Ни меня, ни тебя, ни Васю туда не пускали…
Е.П.: Подожди-подожди, что ты такое говоришь? Твою прозу, допустим, не печатали совсем, меня печатали в год по чайной ложке, но Васю-то тут же приняли в Союз писателей после «Коллег».
А.К.: И тут же начали долбать.
Е.П.: Эта долбежка была ритуальная.
А.К.: И все время подчеркивали: ты не наш! А он-то всего лишь перелез через стенку в их рай и хотел встать там с краешка, в таком гордом одиночестве, байроническом — это Васино слово.
125 
