А.К.: А становился мало-помалу.
Е.П.: И это следовало из всей его натуры тоже. Из того же романтизма, например. Старость? Не может быть. Так не может быть! Ведь он прожил такую огромную, насыщенную, осмысленную, интересную жизнь, что ему погружаться, вязнуть в болоте старости западло было, да?
А.К.: Да. Жизнь в таких случаях и таким людям навязывает некоторые… ну ложные, что ли, решения, загоняя их в ловушку. Ты вот это сделай, жизнь исподтишка советует, и тогда ты и себе самому, и всем вокруг, и вообще жизни и старости докажешь, что ты вовсе не старик…
Е.П.: Где-то я это уже читал. В одной старинной книге, где искушали одного молодого человека тридцати трех лет. Дьявол ему говорит: «Прыгни со скалы для доказательства существования Бога». Помнишь?
А.К.: Помню. И как эта книга называется, тоже помню… Но здесь не совсем то. Жизнь подкидывает… как сказать?.. ну, такие как бы возможности. Ты же не старый еще человек, Василий, ты чего же, дурашка, опасаешься-то? Вот ты думал, что ты старый, а какой же ты старый?! Вот тебе, пожалуйста, замечательный выход… Но это не выход на самом деле, а тупик, ловушка, капкан. Человек, вместо того чтобы спокойно, умело, по-стариковски вытащить приманку, бросается туда, и его прихлопывает, как мышь в мышеловке. Старость побеждает.
Е.П.: Я тебя прекрасно понимаю, но предлагаю далее не обсуждать эту «прекрасную тайну товарища». Давай лучше поговорим о бытовых деталях старости. Я как-то, помню, еще в те годы, рассматривая нашу совместную фотографию, вдруг обнаружил у него на макушке маленькую такую лысинку. Притом что седины у него в волосах совершенно не было никогда.
А.К.: Зато усы у него были совершенно седые. Мы с ним этот феномен много раз обсуждали. Я ему говорил: «Как странно ты устроен: у тебя в шевелюре практически нет седых волос, а усы — совершенно белые. Вот у меня наоборот…» На что он мне каждый раз однотипно отвечал: «Уж не думаешь ли ты, что я волосы крашу?»
Е.П.: А он не красил?
А.К.: Никогда. У него действительно так был устроен волосяной покров.
Е.П.: Скажи, пожалуйста, ты не помнишь, он в жизни чем-нибудь серьезно болел?
А.К.: Ну не знаю. У него диабет был, поэтому он и шампанское пил только брют. Потом незадолго до его первого приезда в Москву из Америки, когда у меня еще не было с ним прямой связи, я не помню, от кого услышал, что Васе сделали операцию, сложную, на предстательной железе. В те теперь уже давние времена даже в Америке эту операцию еще не делали в один раз, а делали в два этапа. Операция эта и сейчас не очень простая, но, как тебе сказать, — такая рутинная считается.
Е.П.: Да, он мне рассказывал об этом в городе Вашингтоне, когда я к нему приехал в девяностом году и мы с ним гуляли по этой тихой американской столице. У меня фотография осталась, как он мне покупает в китайском магазине майку с надписью по-русски «Свобода». Он мне тогда и поведал эту историю, присовокупив, что удивляться тут нечему, что мы ребята уже немолодые.
А.К.: В рекламе по телевизору утверждают, что аденома простаты после сорока лет у каждого второго мужчины…
Е.П.: Мне тогда было сорок четыре во время этой нашей встречи, Васе — пятьдесят восемь. На шесть лет меньше, чем мне сейчас, на девять, чем тебе.
А.К.: Извини, что перебиваю, но просто кстати: прекрасно описаны эти симптомы в романе «Новый сладостный стиль», когда старый Корбах вдруг обнаружил, что может мочиться, только уперев руку в стену над унитазом.
Е.П.: Васю тоже в экстренном порядке в клинику увезли, а медицинские подробности опускаем. Думаю, что было ему тогда пятьдесят семь. Тьфу, привязались эти цифры. Меня всегда раздражало, когда в компании, где старшие, какой-нибудь из них меня спрашивает: «Тебе сколько лет?» Я, к примеру, отвечаю: «Пятьдесят два». А мне в ответ: «Да ты еще совсем мальчишка!» Сейчас, когда почти все старшие уже на кладбище, меньше раздражает.
А.К.: Как-то так слово «кладбище» в контексте нашей темы звучит…
Е.П.: Звучит, как сказано, как слышится, так и пишется. Так вот, Василий мне рассказывал, что когда его привезли на операцию, он с жизнью мысленно попрощался — дескать, пожил, и хватит.
А.К.: Но это действительно довольно тяжелая болезнь.