Я удивился, почему не кричит Ирма. Почему не плачет, не ругается и не грозит расправой всему миру, лишившего её сына. Обернувшись, я увидел, что она спит, откинув голову на спинку кресла. Спит спокойно, словно после длинного трудового дня, сытного ужина и рюмки коньяка. Слышала ли она слова Прохора, я не знал. Что означал этот безмятежный сон, я понятия не имел. Говорят, у стресса бывают самые непредсказуемые последствия.
Зато Никас горевал страстно и бурно. Он тихонечко подвывал, закрыв лицо руками, и через его тонкие пальцы на пол капали слёзы.
Я снова включил запись. Я всматривался и вслушивался, пытаясь разглядеть хоть какую-нибудь деталь-подсказку.
– Мама! Мамочка, я хочу к тебе! – Это были единственные слова Прохора, сказанные не по бумажке. Он сидел на фоне белой простыни – мятой, несвежей, – и ни единой детали интерьера не было видно, даже пресловутого окна, по виду из которого можно определить в какой части города находится заложник.
– Мамочка, для того, чтобы я вернулся к тебе, ты должна за неделю собрать пятьдесят миллионов долларов в мелких купюрах!
Мелкие купюры – это понятно, от них легче избавиться, не вызвав ни у кого подозрений. Но сумма выкупа названа несусветная! Сомневаюсь, что даже Ирма найдёт такие огромные деньги всего за неделю.
На Прохоре была та же рубашка, в которой он был на занятиях танцами, тот же галстучек и тот же лёгкий сатиновый пиджачок молочного цвета. Глаза под очками казались покрасневшими и усталыми. В стёклах очков вдруг мелькнуло еле различимое отражение… Я нажал «стоп» и прилип к экрану, но ничего толком не разглядел, кажется, это была чья-то рука, державшая текст, написанный на листе бумаги.
Я включил перемотку.
– Ты должна за неделю собрать пятьдесят миллионов долларов в мелких купюрах! – повторил Прохор с экрана.
– Пятьдесят миллионов долларов в мелких купюрах?! – заорал Никас, и, оторвав от лица руки, заметался по комнате. – Они с ума сошли?! Я немедленно звоню в милиц… Нет, нет, этого нельзя делать, иначе Прохора… Господи… господи… – Он кинулся к спящей жене и начал трясти её за плечи: – Ирма, у нас есть пятьдесят миллионов долларов?! Ирма, у нас найдётся двадцать пять чемоданов?! Ирма!!!
– Что?! – Ирма открыла мутные, бессмысленные глаза. – О чём ты?!
– Ирма, у нас есть пятьдесят миллионов долларов?! – тряс её Никас. – За Прохора просят пятьдесят миллионов в мелких купюрах и в двадцати пяти чемоданах!!!
– Я найду, – прошептала Ирма. – Всё продам, займу, но найду… Сколько ты говоришь? Двадцать пять чемоданов мелочью?! – Она вдруг засмеялась.
Сил моих не было смотреть на этих двух безумцев, и я неожиданно понял, что совсем не хочу заводить детей.
Двери в гостиную распахнулись. На пороге с перекошенным от ужаса лицом застыла кухарка.
– Там… – хватаясь за сердце, прошептала она, – там Настёна в ванной… – не договорив, Мария пронзительно завизжала.
Я бросился в северное крыло дома, где жила Настя.
– Себя порешила!!! – заголосила Мария. – А-а-а!!!
Это смахивало на дурной сон. Я бы всё отдал, чтобы проснуться, но не знал где и кому сунуть взятку за спасительное пробуждение.
Настя лежала в ванной, заполненной красной водой. Длинный сарафан скрывал её тело и обнажал руки с перерезанными запястьями. Бледное лицо, запрокинутое назад, полузакрытые глаза и губы, которые кривила гримаса боли, выдавали отчаяние, с которым она уходила из жизни.
Я ни на секунду не усомнился в том, что Настя мертва, поэтому даже не стал щупать пульс. На полу, возле ванной, стояла пустая бутылка виски.
Я столько раз видел эту картину в кино, но и предположить не мог, что она пахнет кровью, виски и хлорированной водой.
Прибежали Мария и Арно. Через несколько секунд пришли Ирма и Никас.
Арно громко выругался и принялся вытаскивать Настю из ванны.
– Всё кончено, – остановил я его. – Лучше оставить всё как есть, если будет следствие.
– Всё-таки она сделал это, – со злостью сказал Никас. – Всё-таки сделала!
– Что? – сухо уточнил я.
– Покончила с собой! Будто ты не знаешь, – нехорошо усмехнулся он.
– Ничего я не знаю. Настя никогда не хотела умереть всерьёз, она просто привлекала к себе внимание.
– Конечно, кому как не тебе всё знать о Насте! – Никас в упор посмотрел мне в глаза. – Кому как не тебе!! Она своего добилась! Теперь ей на пару дней обеспечено всеобщее внимание! И твоё в том числе! Мой сын погибает, а ей – почёт, сочувствие и внимание! – Он захохотал и выразительно посмотрел на пустую бутылку.