Бояться шизофреника, который прятался в моём доме, показалось мне унизительным. Я схватил с земли какую-то палку и запустил её в выбитое окно.
– Сколько у тебя ещё патронов в обойме?! – крикнул я. – Два?! Три?! Один?! И что ты будешь делать дальше?! Застрелишься сам?!
Нужно было штурмовать дом, а не разговаривать разговоры с этим ублюдком, но во мне вдруг поднял голову педагог-зануда.
– Ты будешь жалеть о том, что сделал, – без всякого шанса быть понятым, сказал я. – Ты будешь очень об этом жалеть! Выбрось в окно пистолет и выходи к нам.
– Бизя, не будь идиотом, – подошла ко мне Элка. Она курила – беспечно и спокойно, будто не являлась мишенью для сумасшедшего. Я оглянулся и увидел, что вся команда стоит, окружив меня. Только Вася сидел на земле, держась за ухо. Кровь капала на траву, и мысль, что саратовскому оперуполномоченному нужна срочная медицинская помощь вдруг показалась мне гораздо важнее, чем вопрос, почему Беда назвала меня идиотом.
– «Скорую»! – заорал я. – Найдите ухо, заморозьте его и вызовите немедленно «Скорую»! Арно, гад, если ты не сдашься немедленно, я… я не знаю, что тобой сделаю! Я шею тебе сверну, паршивец! Голыми руками, без ОМОНа!
– Бизя, в доме нет никакого Арно! – топнула ногой Элка. – Ты же сам слышал, что там, откуда он звонил, шумят поезда! Ваш доморощенный Шварценеггер ещё не выбрался из своей канавы.
Настала тишина, в которой слышался только шум моря и шорох листвы.
Я почувствовал себя дураком. Вернее, нет, я почувствовал себя неодушевлённым предметом, в комплектации которого мозгов запланировано не было.
– А… а… кто там? – ткнула наманикюренным пальцем в домик Ирма Андреевна. – Кто?!
– Да, доча, объясни ход своих детективных мыслей, – попросил дед. – Хотя мне один хрен, кого штурмовать.
– Позвоните своему мужу, – протянула Элка Ирме свой мобильник.
– Я звонила! – отпрыгнула от неё Громова. – У вас прямо какая-то мания – заставлять меня звонить мужу!
– Немедленно наберите Никаса, – приказала Беда стальным голосом.
Ирма Андреевна выхватила у Беды телефон и быстро начала тыкать кнопки.
Это смахивало на театр абсурда – группка оборванных, окровавленных людей, толпящихся в лунном свете перед маленьким домиком с разбитыми окнами.
– Абонент недоступен! – потрясла Ирма в воздухе телефоном, и в тот же момент в домике раздался слащавый попсовый хит со словами «Ты узнаешь меня из тысячи…»
– Что это? – замерла Громова. – Это же звонок в телефоне Никаса на мой вызов!
– Наконец-то, до вас дошло, – Беда отбросила сигарету. – Наконец-то… Мне так не хотелось вставать в позу и торжественно объявлять имя главного злодея, так не хотелось… Бизя этого страшно не любит.
Не дослушав её слов, я на правах предмета, не имевшего мозга, с разбегу вынес хлипкую дверь.
– Рота, в ружьё! – завопил дед, и все помчались за мной, в хрупкие недра уютного домика.
Нет, пожалуй, не все, я спиной видел, как Беда усмехнулась, достала из сумки новую сигарету, прикурила, и только потом неспешно зашла в дом, поставив логическую точку в этом коротком штурме.
– Вам повезло, что я перезаряжал пистолет, – ухмыльнулся белокурый подонок, когда я выбил дверь спальни. Он действительно держал маленькую «беретту», но главное было не это. Дуло дамской игрушки упиралось в висок Марии, которую Никас с омерзительной цепкостью схватил за распущенные седые волосы.
Мария держалась молодцом.
Она не закатывала глаза, не визжала и не теряла сознание, она даже слегка подмигнула мне, когда я ввалился в комнату.
– Дёрнешься, убью старуху, – несколько отрешённо заявил Никас.
Я ни капли не сомневался, что он выполнит своё обещание, поэтому замер, как статуя, с занесённой для удара рукой.
В комнату толпой ввалились все остальные. Последней зашла Беда с сигаретой в зубах.
– Дёрнетесь, убью старуху, – повторил Никас, с насмешкой глядя на всех и увеличивая нажим стального дула на висок Марии.
– Какая я тебе старуха, говнюк, – зло зыркнула на него кухарка. – Жалко я тебе йаду пожалела на завтрак.
– Вот сучье отродье, – пробормотал дед, замерев с пистолетом, словно с шашкой наголо. – Возьми меня в заложники, отпусти женщину, у неё вся жизнь впереди.
Мария с такой благодарностью посмотрела на деда, что я вдруг понял – ей вовсе не шестьдесят, как я думал, а всего за полтинник.
– Я тебя бараньим рагу накормлю без йаду, служивый. Лучше меня его никто не готовит, – сказала она Сазону из своей неудобной позы, в которой голова её была низко наклонена.