* * *
Надо отдать им должное, они нас не стали преследовать.
Может, причиной тому было то, что они много выпили, а может — просто не хотели привлекать чужое внимание гонками. Во всяком случае, никакого «хвоста» за нами не было.
Мы неслись по Андреевской трассе: я на «Фольксвагене» впереди, Щит на своей «бээмвухе» сзади. Он меня прикрывал. Ничего такого но мне не сказал, но это и так было ясно.
До города мы домчались за пятнадцать минут. Не сговариваясь, бросили машины на какой-то автостоянке и пешком пошли неизвестно куда. Прохожие от нас шарахались, наверное, у нас был безумный вид.
— Ко мне, — словно собачонке приказал мне Дьяченко и притянул к себе за руку.
Оказалось, команда имела вполне конкретное значение: мы зашли в какой-то подъезд и чрез минуту оказались в квартире первого этажа. Я поняла, что это его квартира. Та самая, которая досталась ему от родителей.
Не разуваясь, я прошла в гостиную и повалилась лицом вниз на диван.
Я была ему благодарна за то, что он не стал меня утешать, успокаивать и убеждать, что самое страшное уже позади. Наверное, он очень хорошо понимал мое состояние, потому что сказал: «Я в душ» и исчез.
Его не было достаточно долго, чтобы я смогла начать что-то чувствовать и соображать. Я села, достала расческу из сумки и причесалась. Подумав, накрасила ресницы. С накрашенными ресницами легче держать себя в руках.
Дьяченко вышел из ванны обмотанный ниже пояса полотенцем, с зализанными назад волосами и благоухающий чем-то ненавязчиво-благородным.
— Смыл с себя Андрюшкины миазмы, — улыбнулся он и сел рядом со мной. — Не хочешь сделать то же самое?
Мне очень хотелось в душ. Но я твердо решила не раздеваться в этой квартире ни под каким предлогом.
— Нет, не хочу.
Он кивнул. Мы помолчали минуту. Я хотела от него отодвинуться — меня смущал его голый торс, его зализанные волосы и его парфюм, — но не стала.
Он сам встал и прошелся от дивана к окну.
— Ты мне жизнь спасла.
— Вовсе нет, совсем даже…
— Спасла! — Он как будто обвинял меня в этом. — А должен был я… Я должен был спасти тебя!
— Ах, извини, что догадалась, как найти эти кнопки! Прости, пожалуйста, что в считанные секунды подобрала единственно возможный код из сотни комбинаций! Прости, что удалось открыть клетку!! — Я уже орала на него и шла буром. Он попятился и рассмеялся.
— Кажется, опасность не миновала! Ты не будешь рвать меня на кусочки и есть?! Предупреждаю, я очень невкусный!
— Нужен ты мне! — фыркнула я и снова села на диван.
— Ась, я не хочу, чтобы… то есть, наоборот хочу… в смысле давай не будем… или нет, наоборот давай будем…
Ему надоело подбирать слова. Ему надоело быть интеллигентным, воспитанным и деликатным. Он прыгнул на меня, затеяв длинный, наглый поцелуй еще до того, как поймал мои губы. Наверное, он решил, что у него появились права на меня.
Я чудовищно возмутилась. Просто до красных бесов в глазах! И укусила Дьяченко за нос. Он отпрянул и, прикрывая руками лицо, сказал:
— Ну извини. Я тут анализировал на досуге и пришел к выводу, что тебе нравятся нахрапистые, наглые и решительные.
— А ты не анализируй! Тебе это не идет.
— Намекаешь, что я тупой спортсмен?! — Он отнял от лица руки, и я увидела у него на носу четкие отпечатки своих зубов.
Без пяти минут чемпион мира по кикбоксингу сидел с укушенным носом и смотрел на меня несчастными глазами. Мне стало смешно, и я засмеялась.
Щит покраснел как помидор. Даже смуглый цвет лица не спас его от позорного румянца. Как любой мужик, он не боялся быть хамом, но боялся показаться смешным.
— Извини, — резко сказал он и встал.
— Мне лучше уйти. — Я поднялась и взяла сумку. — Я вообще не понимаю, зачем ты меня сюда привел. Воспользовался моим состоянием? Решил, что сумеешь повторить свой подвиг на матах?! А как же твоя Лиза?! — Я опять завелась, как игрушка, которой ковырнули в спине специальным ключиком.
— Стой! — Он поймал меня в коридоре. — Ася, ты не можешь сейчас уйти! Нам нужно поговорить! Давай хотя бы чаю попьем! Я клянусь, что не притронусь к тебе! Я… буду сдержанным, воспитанным и стопроцентно бесполым! Хочешь?! — Щит жалобно заглянул мне в глаза.
Я замерла на пороге. Пожалуй, я не готова сейчас остаться одна, со своими мыслями, дрожью в коленках и полным непониманием, что делать дальше.
— А варенье у тебя есть?