— Резонно! — согласился Лебедев.
— Поначалу я, откровенно говоря, заподозрил дворника, — Ванзаров грустно усмехнулся. — Но после допросов Уваровой и Ланской, то есть Бронштейн и Валевской, я убедился, что ими кто-то управляет. Представить себе руководителем Пережигина было бы просто смешно. Значит, это — другой. Честно говоря, я бы давно заподозрил кухарку, если бы не ловко сыгранная ею роль глухонемой. А еще меня путали показания Дэниса Брауна.
Эксперт вытащил портсигар и принялся крутить в пальцах вонючую сигарилью.
— Н-да… — задумчиво протянул он. — Мне с трупами работать куда проще!
— А хотите знать, как все происходило на самом деле? — вдруг спросил Ванзаров.
— Любопытно! — заинтересовался Аполлон Григорьевич.
— Истина такова… — Ванзаров кашлянул. — Как только Кабазева узнала про сому, она решила использовать Бронштейн и Валевску. Видимо, она подслушала откровенный разговор барышень и не сомневалась, что они революционерки. Кабазева знала, что легко справится с Фаиной, но вот Хелена стала трудной задачей. Без помощи Валевской ничего бы не вышло. Скорее всего, Кабазева устроила для Хелены маскарад где-то числа двадцать четвертого декабря. В образе старичка-народника она убедила польку действовать. Валевской все было сделано для того, чтобы профессор выгнал кухарку. В таком случае Кабазева обеспечивала себе полное алиби. Старуха случайно погубила свое дитя, но самого Серебрякова приговорила к смерти осмысленно. Кабазева боялась, что сома может уйти в другие руки. Поэтому она перерыла всю квартиру. И не нашла только сейф. Судя по всему, она ничего о нем не знала. Думаю, что решение спаивать сомой богатых господ и приказывать им подписывать чеки — тоже идея Кабазевой. А когда Браун привел к барышням наследника пивной империи, в голове старухи сразу возник план массового отравления. Кабазева устроила магическое посвящение Эбсворта-младшего богу Соме и опоила его наркотиком при деятельном участии Валевской.
— А Валевска знала, что Кабазева и старик — одно лицо?
— Конечно же нет! Более того, я уверен, что Валевска не знала, кто убил Марию Ланге и профессора. Кабазева тонко умела разделять и властвовать. Она специально бросала тень на Бронштейн, чтобы Валевска случайно с ней не договорилась. А скорее всего наговаривала и Фаине на Хелену.
— А сама Бронштейн?
— Думаю, Кабазева опоила Фаину сомой, чтобы та выполняла мелкие поручения. Но не успела использовать ее по-настоящему. Ведь важнейшее задание — отравление семьи полицейского — было поручено Валевской!
— Ну и ну! — присвистнул эксперт. — Столько коварства и изощренности в женщине, которая выдержала пятнадцать лет каторги. Уму непостижимо!
— План должен был сработать. Кабазева могла получить огромные деньги и заодно устроить в Петербурге светопреставление. А потом отправиться за границу. Но по случайности я заметил на книжной полке вот эту фотографию, — Ванзаров вынул потрепанный снимок. — Это и решило дело.
— Почему?
— Кабазева не знала, что у нас есть копия снимка, иначе она давно бы разделалась с девушками. Она приказала Валевской забрать негатив из ателье. Полька выполнила приказ. О чем призналась на допросе. Вот тут я и понял, что Хелена и Фаина просто марионетки.
— Значит, фотография не только спасла вашу семью, но и смогла указать на главного преступника, которого нет на снимке? Удивительно! — Лебедев взял карточку и стал разглядывать групповой портрет.
— Нет, спасла всех нас простая логика. — Ванзаров поднялся. — Пойдемте, пора по домам.
Подошел Джуранский, который помогал приставу составлять протокол осмотра места преступления, а также подписывал бумаги от имени сыскной полиции.
— Родион Георгиевич, полицейская пролетка еще внизу! Может, вас и Аполлона Григорьевича подвезти?
— Спасибо, голубчик, мы проветримся, — Ванзаров пожал руку своему помощнику. — Езжайте и высыпайтесь! Вы сегодня великолепно потрудились.
Уже выходя, Ванзаров обернулся, чтобы в последний раз посмотреть на проклятую квартиру. Пристав дышал на штемпель — он готовился опечатывать дверь.
Родиону Георгиевичу вдруг показалось, что он опять упустил что-то важное.
— А что вы говорили про кавказские крови Кабазевой? — неожиданно спросил он Лебедева.
— Да у нее, кажется, мать грузинка, то ли Джугашвили, то ли Джунашвили, не помню. А что такое? — встревожился эксперт.