— Да господь с вами, Родион Георгиевич, сколько хотите!
— Как я узнаю…
— Вы получите все необходимые данные в ближайшее время! — перебил его Макаров.
Аппарат без дальнейших церемоний отсоединился. Ванзаров повесил слуховую трубку на крючок и, совершенно позабыв про завтрак, опустился в кресло.
4
Младший городовой Второго участка Васильевской части Иван Балакин вышел на утренний морозец в распахнутой шинели и без шашки. Он вытащил свежую пачку папирос «Важные», по пять копеек за двадцать штук фабрики Богданова, с витязем на упаковке, и с удовольствием затянулся. Он глубоко втянул горький дым, но выдохнуть не успел. Перед ним остановилась потертая пролетка, со ступеньки которой, в одном кафтане, свалился заиндевевший городовой Романов. Но самое страшное — на курящего Балакина прямо из пролетки смотрел участковый пристав Щипачев.
— Чего раззявился, помогай! — рыкнул он, откидывая одеяло извозчика.
На сиденье, рядом с приставом, помещалось нечто большое, закутанное черной шинелью Романова и его же верблюжьим башлыком.
Младший городовой бросил папироску, прыгнул на подножку и помог Романову снять поклажу с пролетки. Сверток оказался тяжелым, но на удивление теплым.
Извозчик Аким Данкин повернулся к приставу:
— Извиняюсь, ваше благородие, а как будет относительно оплаты?
— А вот так! — и Щипачев поднес к носу возницы молот своего кулака.
Подгоняемые матом Андриана Николаевича, двое городовых потащили посылку на руках в помещение участка.
— Романов, неужто его благородие теперь сам возит пострадавших в участок? — кряхтя от натуги, пробормотал Балакин.
— Да понесла его нелегкая с утра… — еле дыша, прохрипел городовой. — И как на грех, нашел на моем посту этого… Самовар проклятый, чтоб ему пусто было! Пока с набережной ехали, просто околел!
Полицейские внесли завернутого в шинель человека в комнату для задержанных. В это раннее время на лавках размещалось только трое. Один был пьян до полного беспамятства, второй, поколотив супружницу, маялся в наручниках, а третий мужик просто не вовремя оказался на глазах постового без паспорта.
Романов согнал бродяжку с лавки и опустил на нее господина. Дежурный чиновник и двое городовых, вернувшиеся с обхода, с интересом смотрели на доставленного.
С грохотом шпор в помещение ввалился Щипачев. Появление начальника вызвало прилив служебной дисциплины. Все сотрудники встали по стойке «смирно». Пристав вытаращился на лавку:
— Куда положили, скоты?!!
— Так, вашбродь…
— В медицинскую! Живо!
Проклиная все на свете, Романов с Балакиным потащили груз в медицинскую часть участка.
Управление каждого из сорока четырех петербургских участков было универсальным командным пунктом полицейской власти в округе. Сюда собирались дворники и швейцары со всех приписанных домов для получения инструкций и оглашения указов градоначальника. Сюда приходили для отчетов и получения распоряжений околоточные надзиратели. Здесь размещалась рота городовых, постоянно находившихся на казарменном положении.
В самом здании, кроме кабинетов, имелись: мертвецкая, медицинская часть, сыскной стол для разыскиваемых и арестантская для задержанных. Кроме того, картотека, столовая, людская, мелочная лавка и буфет для городовых, в котором дозволительно было выпить не более двух рюмок водки в день.
Кабинет участкового пристава, как и его квартира, также помещались здесь. Так что в столице империи полицейский находился на службе круглые сутки.
Участковый доктор Эммануил Эммануилович Горн услышал крики пристава и сам открыл дверь в медицинскую.
Городовые в суматохе внесли господина вперед ногами и получили за это еще одну порцию нагоняя. Доктор поправил пенсне и тихим голосом попросил господина пристава прекратить крик. Щипачев покрылся пунцовыми пятнами, но спорить не стал и выгнал городовых.
Полный мужчина лежал на кушетке без сознания и постанывал.
— Где вы его нашли? — с некоторым удивлением спросил доктор.
— На льду у Тучкова моста…
Горн хмыкнул. Практически голый мужчина, в одном мокром белье, на морозе? Интересный случай.
— Он что, в проруби плавал?
— Думаю, не без этого.
— И как долго?
— Не могу знать…
Горн приложил ладонь ко лбу мужчины.
— Ого! Температура выше высокофебрильной, просто гиперпиретическая!