Я устал ломать голову над запиской и дал себе такую физическую нагрузку, что спал потом, как убитый.
Два раза ко мне приходил адвокат, которого нанял дед. Судя по часам и костюму, это был дорогой адвокат. А судя по ботинкам из тонкой телячьей кожи, это был самый дорогой адвокат в этом городе. Я не запомнил, как его зовут, зато хорошо запомнил, что он сказал при первой нашей встрече.
— Дело, как ни странно, оказалось чрезвычайно трудным. Эти чертовы обстоятельства, что ваши пути с убитыми так неудачно пересекались! А очнется ли Маргарита Лялькина — неизвестно. Пока она в коме. Иван Матвеевич Барсук прямо-таки компанию в городе организовал под названием «Деньги над законом не властны»! Орет на каждом углу, что детки у богатеев решили, что могут совершать преступления, потому что безнаказанность покупается. Боюсь, судебный процесс может стать показательным. Барсук, видите ли, в прошлом старый партиец, который так и не принял новых законов жизни.
— Ну да, все должны курить «Приму», стричься бобриком, носить синтетические рубашки в полоску и душиться «Шипром».
— Что?!
— Да нет, это я так.
— Как ни странно, у этого Барсука объявилась куча сторонников. Они даже митинг в центре города организовали с плакатами «Отпрысков богатеев под суд за зверские преступления!» В общем, придется трудно.
Я и без него это понимал.
Если дело не решилось за эти три дня, которые я провел в изоляторе, то… скорее всего, оно дойдет до суда.
Если только…
Если только не появится жертва номер четыре.
* * *
Тем ранним утром меня должны были перевезти из изолятора в СИЗО.
И хоть я запретил себе думать о самом плохом — все равно думалось.
Настоящий убийца, судя по всему, затаился, затих. Ему на руку, что вместо него на нарах оказался другой человек. О том, что за эти преступления взяли меня, наверняка растрезвонили все местные «Новости» и газеты.
А если убийца так и не обнаружит себя, если частный детектив, которого нанял Сазон, ничего не раскопает, то мне впаяют…
Вот с этого момента я запрещал себе думать дальше и возвращал свои мысли назад.
«… Настоящий убийца затаился, затих».
То раннее утро не было солнечным. Или оно было настолько ранним, что солнце еще не успело разойтись в полную силу? Часов у меня не было, и я определил для себя время как пять утра.
По пути к машине, которую принято называть автозак, я чуть не свалился в обморок. И вовсе не от малодушия, а от свежего воздуха. Трое суток я провел в душном подвале, на прогулки меня не водили. Было так принято, или пытка духотой предназначалась исключительно для внука Сазона Сазонова, я не знал.
Оказавшись на улице, я вдохнул полной грудью и… закачался как анемичная барышня. Конвоир, похоже, воспринял это как попытку побега, потому что ствол автомата немедленно уперся мне в спину с такой силой, что головокружение сразу прошло. Надо сказать, что наручников на меня не надели — то ли со спецсредствами была напряженка, то ли меня посчитали абсолютно сломленным и безопасным, — я не знал. Я просто шел, сцепив сзади руки в замок.
— Голова закружилась, — объяснил я парню, стоявшему сзади, и он опустил автомат.
Я помню каждый свой шаг до машины. В небе галдели птицы, а в воздухе почему-то витал слабый запах горелой листвы, словно была уже осень. А может, за эти три дня осень взяла, да настала? Может, природа в мою поддержку нарушила заведенный порядок и выдала всем в разгар лета симптомы раннего увядания?
Глупые мысли лезли мне в голову и я начал считать шаги. Их оказалось ровно пятьдесят пять до машины.
Автозаком оказался обычный УАЗик-«буханка», специально для этого оборудованный. Конвоир пропустил меня в салон первым и закрыл на ключ дверь с решеткой, отделявшую меня от отсека, предназначавшегося для конвойного, где были два сиденья и небольшое окно. В моем помещении окон не было — только жесткая неудобная лавка, — но через решетку я мог видеть кусочек окна и обочину дороги, убегающую назад. О том, что ждет меня впереди, я старался не думать.
Что-то я слышал о том, что нам даются только те испытания, которые мы в состоянии вынести.
Дорога была хорошая, машина летела на очень приличной скорости, но почти не трясло. Неожиданно конвойный крикнул водиле в переговорное устройство: «Стой!» и мы резко затормозили.
— Эй! — приоткрыв дверь, крикнул кому-то конвойный. — Здорово, Серый! Ты чего на остановке в такую рань торчишь? Садись, подвезем, ведь нам по пути!