— Да кого ты слушаешь? — заорала Элка. — Он блин с финном перепутал, вот и несет, что попало!
Сазон подбежал ко мне и ткнул со всего маха меня железным кулаком в бок. От боли я охнул и, согнувшись пополам, сел в песок.
— Здорово, сынку! А я ж тебя похоронил, и памятник поставил, и службу заказал — все как полагается!
— Спасибо, дед! — С трудом поднявшись, я обнял его и чмокнул в лысину. Она пахла табаком и чесноком. Бок болел нестерпимо, кажется, дед сломал мне еще одно ребро.
— Да не спасибо, а «не фига там не здорово, на том свете!» — разозлившись, подсказала Беда.
— Да, я на этот решил вернуться! — вспомнил я слова из сна.
— Пойдем, искупаемся, — снова подсказала мне Элка, раздеваясь и заходя в воду.
— Пойдем, искупаемся, — повторил я, но Сазон, уткнулся мне носом в живот и плечи его затряслись. Если бы я точно не знал, что Сазон не умеет плакать, я бы подумал, что он зарыдал.
— Эй, бояре! — крикнула Элка нам из воды, — А ну давайте ко мне!
— А почему бараны? — оторвался дед от моего живота. Глаза его были красные, но сухие.
— Вы все время путаете текст! — вконец разозлилась Беда.
— Да, теперь у вас будет секс! — радостно закивал Сазон.
— Ничего не получилось! — Элка вышла из воды, закинула руки за голову и подставилась солнцу всем телом, чтобы обсохнуть. — Ну ничегошеньки!! Сазон, у тебя же слуховой аппарат в ухе, чего ты придуриваешься?
— Чего?!! — заорал Сазон. — Говори громче, батарейка села!! — Он скрюченным пальцем постучал по плоской «таблетке», торчавшей в ухе.
— Тьфу, — плюнула Элка.
Я обнял деда и повел его к своему убежищу.
— А кого ж мы похоронили, сынку? — спросил он, протиснувшись в нору и усевшись на деревянный настил.
— Конвоир другана подсадил! — крикнул я ему в ухо.
— А, дураку подговнил! Правильно, сынку, я так и знал, что не мог ты как забытый в печке пирог сгореть! Не для того я тебе кормил, растил, учил драться и выживать. Не для того я твою скрипку на помойку выбросил! Я так понимаю, ты тут теперь прятаться будешь?! Сегодня прикажу сюда фуру с продуктами подогнать, а то отощал ты совсем!!
— Не надо фуру! — заорали мы в один голос с Элкой так, что Сазон услышал и обиженно поджал губы.
— Не надо фуры, он же тут прячется! — чуть не плача, сказала Беда. — Я все необходимое ему привезла. Сейчас принесу из машины сумку!
Она и правда сгоняла за сумкой и, пока мы с Сазоном молча сидели, обнявшись, достала из нее продукты, плед, одеяло, лекарства и сигареты.
— Я не курю, — напомнил я ей.
— Я курю, — отрезала Элка. — Или ты считаешь, что я буду ночевать в компании Генриетты Владимировны?!
Сазон вертел головой, переводя взгляд с меня на Беду. Батарейка в его слуховом аппарате окончательно сдохла, он ничего не слышал, поэтому решил взять инициативу в свои руки.
— Сынку! — заорал он. — Я своим ребятам велел отловить в городе всех похожих на тебя парней! Среди них обязательно будет тот, из-за которого ты пострадал!
Мы с Бедой захохотали. Смеяться мне было больно, я схватился за грудь и закашлялся. Смех этот больше походил на истерику — Беда неприлично захрюкала, содрогаясь в конвульсиях.
— Попробуй донести до него, что это распоряжение необходимо отменить, — простонала она, обращаясь ко мне. — А то и его в кутузку засадят!
— Ну и черт с вами, ну и ржите! — окончательно обиделся дед. — Пошел я, некогда мне тут лясы точить. Все равно я этого гада поймаю, и ты, сынку, вылезешь из этой норы. А пока прячься. Я к тебе сюда сегодня бригаду врачей откомандирую.
— Нет! — заорали мы снова с Элкой. Никогда в жизни мы с ней так слаженно не орали хором. Беда быстро забила мне в телефон свой новый номер мобильного, обняла Сазона за плечи и вытолкала его из пещеры.
— Созвонимся! — крикнула она снаружи.
Если так дальше пойдет, то скоро у этой норы будет кипеть самая бойкая жизнь в городе, и скрываться тут будет бессмысленно.
Я вздохнул, растянулся на своем ложе и… мгновенно заснул.
* * *
Проснулся я оттого, что кто-то тряс меня за плечо. Не открывая глаз, я улыбнулся, протянул руки в надежде обнять Беду, но поймал пустоту. Я раскрыл глаза и увидел над собой жуткую рожу. Рожа покривлялась и издала пронзительный, знакомый до боли визг. После всего, что со мной произошло, испугать меня было практически невозможно. Я снова закрыл глаза, заставил себя подумать логически и понял: раз эта пещера — тайное убежище Максима Максимовича, то и его чертова обезьяна, скорее всего, тут бывала. Она, наконец, покинула мой вагончик и прибежала сюда, к Максиму Максимовичу. Если, конечно, у нее не существует какой-то особой программы по преследованию именно моей скромной персоны. В любом случае, делить эту нору с мартышкой я не хотел, а выгнать ее я и пытаться не стал со своими сломанными ребрами. Она сгруппировалась у меня в ногах и остервенело чесалась. Обезьяна показалась мне похудевшей и еще более наглой.