12 
— Поняла, ваше высочество, — натянуто отозвалась донна Эсмеральда, сузив глаза и отведя взгляд.
— Ты не можешь забрать у меня Альфонсо! — выкрикнула я.
— Могу и сделаю это.
Я заметила на суровом, безжалостном лице отца тень удовольствия. Filius Patri similis est. Каков отец, таков и сын.
Мои мысли заметались в поисках доводов. Слезы, собравшиеся на ресницах, готовы были ручьем хлынуть по щекам.
— Но… но Альфонсо любит меня! Ему же будет плохо, если он не будет видеть меня, а он — хороший сын, безукоризненный сын! Это нечестно: ты наказываешь Альфонсо за то, чего он не делал!
— Ну и каково это, Санча? — ядовито поинтересовался отец. — Каково это — знать, что из-за тебя будет плохо тому, кого ты любишь больше всего на свете?
Я смотрела на человека, породившего меня, — на человека, которому так откровенно нравилось причинять боль ребенку. Если бы я была мужчиной, а не девочкой, если бы я носила оружие, гнев завладел бы мною и я перерезала бы ему глотку на этом самом месте. В тот миг я поняла, каково это: почувствовать безграничную, бесповоротную ненависть к тому, кого прежде так безнадежно любил. Я желала причинить ему такую же боль, какую он причинил мне, и насладиться этим.
Когда он ушел, я все-таки не удержалась и заплакала. Но, глотая гневные слезы, я поклялась, что никогда больше не позволю ни одному человеку, и уж в особенности герцогу Калабрийскому, заставить меня плакать.
Следующие две недели стали для меня мукой. Я видела только слуг. Хотя мне дозволено было выходить на прогулки, если я пожелаю, я отказалась, так же как в раздражении отказывалась от большей части приносимой мне еды. Я плохо спала, и мне снилась призрачная галерея Ферранте.
Я пребывала в таком мрачном расположении духа и была настолько не похожа на себя, что донна Эсмеральда, никогда не трогавшая меня и пальцем, дважды в раздражении отвесила мне оплеуху. Я продолжала размышлять над одолевшим меня тогда импульсивным желанием убить отца. Оно пугало меня. Я начала думать, что без облагораживающего влияния Альфонсо я стану жестоким, полубезумным тираном, подобным отцу и деду, на которых я так походила.
Когда две недели наконец-то миновали, я отыскала своего младшего брата и обняла его с такой силой, что у нас обоих перехватило дыхание.
Снова обретя дар речи, я сказала:
— Альфонсо, давай поклянемся, что никогда больше не расстанемся. Даже когда ты женишься, а я выйду замуж, мы должны остаться в Неаполе, рядом друг с другом, потому что без тебя я сойду с ума.
— Клянусь, — отозвался Альфонсо. — Но, Санча, у тебя крепкий и здоровый разум. Со мной или без меня, но ты можешь не страшиться безумия.
— Я слишком похожа на отца, — ответила я. У меня дрожала нижняя губа. — Такая же хладнокровная и жестокая. Даже дедушка говорит, что я безжалостная, как он.
Впервые я увидела, что глаза моего брата вспыхнули гневом.
— Ничего ты не жестокая! Ты добрая и хорошая. А король ошибается. Ты не безжалостная, ты просто… упрямая.
— Я хочу быть такой, как ты, — сказала я. — Ты — единственный человек, с которым я счастлива.
С этого времени я никогда не давала отцу повода наказать меня.
ПОЗДНЯЯ ВЕСНА 1492 ГОДА
Глава 2
Прошло чуть больше трех лет. Настал 1492 год и привел с собой нового Папу, Родриго Борджа, принявшего имя Александра VI. Ферранте не терпелось установить с ним хорошие взаимоотношения, поскольку предыдущие понтифики недоброжелательно относились к Арагонскому дому.
Мы с Альфонсо уже слишком выросли, чтобы делить детскую, и нас развели по разным спальням, но мы разлучались только на время сна и некоторых уроков. Я изучала поэзию и танцы, пока Альфонсо совершенствовался в искусстве фехтования. Мы никогда не говорили о главной нашей причине для тревог: я достигла пятнадцати лет, брачного возраста, и вскоре меня должны были отдать в другую семью. Я утешала себя мыслью, что Альфонсо быстро подружится с моим будущим мужем и будет каждый день навещать нас.
Но вот настал момент, когда рано утром меня вызвали в тронный зал. Донна Эсмеральда, как ни старалась, не могла скрыть своего волнения. Она одела меня в скромное, но изящно сидящее черное платье из прекрасного шелка с парчовым корсажем, зашнурованным так туго, что я едва могла дышать.
В сопровождении донны Эсмеральды, мадонны Трузии и донны Элены я прошла через дворцовый двор. Солнце скрылось в густом тумане; он висел в воздухе, словно мелкий, медленный дождик, покрывая мое платье, лицо и тщательно уложенные волосы мельчайшими капельками воды.
12 
