Джед заметил ее пренебрежительный взгляд.
— Похоже, что ты не очень высокого обо мне мнения? Но я неплохо выполняю свое предназначение в этой жизни. Я тоже умею чинить заборы. Возможно, ты думаешь, что не нуждаешься ни в чьей помощи, но во время твоей вахты ранчо разваливается на части, а тебе, похоже, все равно.
— Во время моей вахты?! Но я не капитан корабля, я работаю на ранчо, — ответила она, почувствовав, как резко прозвучал ее голос.
Что-то в этом мужчине сильно раздражало ее.
— Ну а я пилот, но кое-что знаю о том, как вести дела на ранчо. Не забывай, что я здесь вырос.
Она скрестила руки на груди.
— Да, я знаю. Но помню, что ты не мог дождаться, когда уедешь отсюда. Тебя не интересовали ни Хармони, ни твоя семья. За пять лет, пока я жила здесь, ты не написал ни строчки, ни разу не ответил ни на одно из моих писем. Да при таком внимании с твоей стороны я могла бы устроить здесь… страусиную ферму!
Он вытаращил на нее глаза, с трудом сдерживаясь, чтобы не расхохотаться. Откуда эта вспыльчивость? Это уже не та застенчивая Тэлли Джеймс, с которой он вместе учился, не та худенькая девчонка, помешанная на лошадях, которая чистила конюшни на всех окрестных ранчо в обмен на разрешение прокатиться верхом. Она совсем не похожа на ту Тэлли, которая сидела рядом с ним на уроках математики в выпускном классе. Каким-то чудесным образом она превратилась в женщину с сияющими серыми глазами, нежным румянцем на щеках и с непокорной гривой каштановых волос.
Он шагнул вперед, чтобы рассмотреть ее получше. Почувствовав его испытующий взгляд, Тэлли покраснела и направилась к машине.
— Эй, что это с тобой? — спросил он, догоняя ее. — Я ведь только предложил тебе помочь починить забор.
— Ты недоволен моей работой на ранчо…
— А ты думала, что я представлю тебя к награде и похлопаю по плечу? — Он бросил взгляд на ее спину и крепкие ягодицы, на длинные ноги в поношенных джинсах и на шелковистые локоны, рассыпавшиеся по плечам.
Запах ее шампуня напомнил ему занятия в математическом классе пятнадцать лет назад, то, как он старался сосредоточиться на уравнениях, а ее волосы, касавшиеся спинки стула, дразнили его воображение. Да, это она. Джед продолжал незаметно разглядывать ее, пока они чинили забор в напряженном, неловком молчании. Они пилили, забивали, отмеряли, периодически обмениваясь короткими фразами:
— Дай мне тот колышек.
— Подай молоток.
— Есть еще проволока?
Забив последний гвоздь, Джед поднялся на ноги и вытер со лба пот белым носовым платком с монограммой.
— А что ты будешь делать, когда истечет срок аренды? — спросил он.
Тэлли выпрямилась.
— Я думала, что смогу продлить договор. Я всегда так делала, я имею в виду… Почему ты спрашиваешь?
— Я собираюсь продать ранчо.
— Что?! Почему?
— Мне нужны деньги.
— А как же я?
— Тебе придется уехать.
— Но я не хочу.
— Тогда купи у меня ранчо.
Тэлли закусила губу, чтобы сдержать слезы, изо всех сил стараясь не подавать виду, что очень расстроена.
— Сколько ты за него хочешь?
У нее есть сила воли, и он должен признать это.
— Больше, чем ты можешь себе позволить. А теперь, когда увидел, в каком состоянии оказалось ранчо, не знаю, что и делать.
— Сколько? — снова повторила она.
— Для тебя два с половиной миллиона наличными.
Она изумленно вздохнула:
— Почему?
— Почему? — Он широко улыбнулся. — Потому что ты мне нравишься.
Она покраснела от смущения, и ее румянец напомнил ему закат в Неваде.
Тэлли заметила его взгляд и поспешно застегнула две верхние пуговицы на рубашке.
— Нет, мне интересно, почему ты продаешь ранчо.
— Я уже сказал, мне нужны деньги, — ответил он, встречаясь с ней взглядом.
— А я думала, что ты достаточно богат.
— Здесь все не так просто. Мне нужны деньги, чтобы заработать еще больше, и все мои капиталы связаны между собой. Я рассчитываю на ранчо.
Он действительно рассчитывал на него, это был вопрос жизни и смерти. Но теперь, когда он увидел, в каком состоянии оказалось ранчо, волна разочарования захлестнула его. Да, он не занимался ранчо, почти забыл о его существовании, но почему она не сообщила ему, что здесь все разваливается?
— Предположим, ты не могла связаться со мной, — продолжил он. — Но почему ты не рассказала моей матери?