Те, кто был старше Басса, называли это центром, даунтауном, Откуда-Все-Начиналось. Те, кто был моложе, говорили просто «Старый Город», и при случае могли привести веские аргументы. На новых континентах, сказали бы они, понятие административного или торгового центра слишком расплывчато, и уж всяко не связано с грубой географией. А Старый Город — это вроде музея древностей. Искусная реконструкция, дань первому буму неоархаики.
Басс был не так молод и знал, что правда, как всегда, скучнее и стереотипнее. Люди, приехавшие на еще теплый континент, были вооружены самыми современными технологиями. Но первое, что они построили, был банальнейший даунтаун. Точная копия тех, что существовали во всех средней руки городах Старой Европы.
Еще студентом Басс нередко размышлял о том, насколько это было непрактично, даже для первых поселенцев. Уродливые, однообразно прямоугольные здания лепятся друг к другу безо всяких дворов, либо с ужасной пародией на дворы — тупики-колодцы с парой чахлых деревьев. Окна выходят на стены соседних домов, или на узкие улицы, главными обитателями которых являются автомобили… Эта татуированная гарью, ароматизированная выхлопными газами клаустрофобия могла стать отличной декорацией для дремля ужасов, но не для жизни людей.
— Буряты, — вещал Марек, помахивая вилкой. — Я даже не знаю, где обитают эти буряты. Я только знаю, как они выглядят. Надо смешать русского с китайцем и добавить улыбочку якудза — знаешь, как улыбаются эти япошки, одними глазами… Но попробуй ты без них смешай сметану с соевым соусом!
Басс слегка развернулся вместе со стулом и поглядел за край крыши, намекая Мареку, что его не слушают. За карнизом серая стена банка уходила вертикально вниз и упиралась в Параллель, главную улицу даунтауна. Абсолютно прямая Параллель с этой высоты представлялась желобом, из которого вынули кабель. Вспомнилось, что даже на карте Старый Город выглядит как печатная плата, потерянная на выставке икебаны.
И все же что-то в нем было, тянуло к себе — по крайней мере, до реконструкции. Иногда во время прогулок в этом абсурдном районе Бассу даже казалось, что он улавливает это «нечто». Он не мог выразить это словами — Старый Город будил ассоциации. Например, однажды это было воспоминание о том, как в детстве он учился рисовать. Маленький, даже микроскопический домик в центре огромного листа. Тот же рисунок на следующем листе: маленький прямоугольник с другими прямоугольниками-окнами внутри, и огромное белое пространство вокруг. И терпеливые объяснения искина-гувернера, ставшего в этот день говорящим мольбертом. «Нет, Басти, мне не жалко листов, ведь я лишь имитирую их для тебя. Но почему ты рисуешь одно и то же, и только одним цветом? И почему такое маленькое, словно тебе дали лишь клочок бумаги, а не целый большой лист?»
Наверное, люди, построившие даунтаун, испытывали нечто похожее, когда перед ними открылся чистый лист нового континента.
То, что называли реконструкцией, началось лишь тогда, когда от Старого Города остался лишь клочок. Еще немного, и реконструировать было бы нечего. Поколение переселенцев сменилось поколением молодых, энергичных аборигенов, и соседние районы стали потихоньку подгрызать полузаброшенный даунтаун. За ночь нанодеструкторы съедали целые кварталы из строительного суперкоралла, заменившего железобетон. Тормозила процесс только человеческая бюрократия — многие здания, даже будучи заброшены, формально оставались чьей-то собственностью.
Тем не менее, спустя годы от бывшего центра осталось лишь несколько кварталов вдоль трех первых улиц. На набережной, названия которой никто уже не помнил — слишком длинная французская фамилия — старые дома были пониже и поразнообразнее. Зато на соседней с ней Параллели двумя рядами циклопических зубов торчали самые высокие небоскребы, режущие глаз прямыми углами и депрессивным цветом стен. Перпендикулярно шел вглубь континента обрывок Розового Бульвара. Он начинался там, где из набережной выдавался в море Мыс Двух Камней, и заканчивался через милю после пересечения с Параллелью. Все, что осталось от места, Откуда-Все-Начиналось.
Первая волна моды на неоархаику зацепилась за этот последний клочок прошлого, когда и он уже таял. Но зацепилась крепкими руками людей, которые, как и Басс, не могли выразить словами, но знали об ассоциациях. И решили сделать на этом бизнес. Старый Город, который спокойно умирал и тем был интересен, как гнилая, но еще не порванная нитка связи с прошлым, превратился в чистый кукольный городок-имитацию. Что может быть мертвее покойника? Только музей, где выставлен раскрашенный покойник.