– Ты лучше про тезку-Ленку расскажи. Это она у тебя в «Городе Непроданных Цветов»?
– Она самая. Мы с ней тогда встретились в Питсбурге, он как раз посередине между моим городом и ее. Съехались «на собаках», это автобусы такие, «Грейхаунд». Сняли комнату в отеле и… гуляли два дня по городу. Я знал, что она любит тюльпаны, и когда провожал ее на автовокзал, всё высматривал по дороге какой-нибудь цветочный магазинчик. Но как назло, ничего не попадалось. Она так и уехала без цветов, вся в черном. А я вышел из «Грейхаунда», свернул за угол – и увидел тюльпаны: они продавались на каждом углу этой улицы, прямо такой тюльпановый пунктир на три квартала вверх. Там «Город» и написал, пока в «Макдональдсе» кофе пил.
– Прочитай.
– Ты уже читала.
– А теперь хочу послушать. Ну давай, не ломайся! Ты только что сделал с честной девушкой такое, за что можно целый букет сонетов требовать.
– М-да, это сильный аргумент. Ладно, слушай…
- Несите, Серые Собаки,
- нас, потерявшихся во мраке
- пустых обид и лишних слов —
- в Город Непроданных Цветов.
- И мы приедем в Город Камня,
- в Город Тоски и Суеты.
- Однако это в нём – та тайна,
- что знаем только я и ты.
- Вокруг нас будут миллионы,
- но все они – туристы там,
- не знают хитрого закона:
- с утра нужно упасть в фонтан,
- потом в кафешке придорожной
- словно пароль, спросить блинов,
- и только так проникнуть можно
- в Город Непроданных Цветов.
- В нём всё как в Каменном, всё то же:
- те же такси, та же зима,
- тот же, сам на себя похожий,
- отель на Беличьих Холмах.
- Но потерявшимся во мраке
- там вдруг становится светлей…
- Как жаль, что Серые Собаки,
- дав нам всего лишь пару дней,
- вновь разлучат. И над домами
- растает, как один из снов,
- открытый и закрытый нами —
- Город Непроданных Цветов.
* * *
Было еще несколько встреч, в основном торопливых и неуютных. Лишь иногда по ночам ненадолго возникало ощущение, что всё как раньше – когда она, завернувшись в простыню, выходила курить на балкон и перешучивалась оттуда со мной звонким голосом. На фоне двухсложных англоязычных фраз, то и дело всплывавших в моей голове, ее шутки казались самой поэзией. Хотя сейчас-то понятно, что она просто говорила со мной на моем языке, со всей этой витиеватой самоиронией, которую никогда не использовала с другими. «Французский престол опять остался без наследника!» – это значит, с Сержем она не залетела. «Свободный американец не получился» – это уже про меня.
Но чаще бывало иначе. Она приезжала на последней электричке, когда я уже переставал ждать и становился злым. А уезжала рано утром – на работу, либо посередине дня, если это был ее выходной. Иногда она просто говорила на том конце провода: «Сегодня я работаю, а завтра тоже не получится, мы с Сашей собирались…» Усталая и вечно недосыпающая, она хотела успеть всюду, не ругаться ни с кем. А я при этом был человеком, который всё равно скоро уезжает, который однажды уже уехал, сказав: «Ты же понимаешь…»
У нее начался отпуск, который тоже никак не был связан со мной: неделю она собиралась провести у бабушки, потом еще неделю – в походе на байдарках; всё это было давно запланировано, билеты куплены, обещания даны. За пару дней до ее отъезда мы поругались. Это была одна из тех ненужных коротких встреч, которая не принесла ничего, кроме раздражения. Я позвонил только через два дня – она собиралась на поезд, и добраться до центра за сорок минут я уже не смог бы. Да и не хотел. Ей действительно нужно было отдохнуть. И мне тоже – я еще не видел многих знакомых и не был во многих местах, которые нужно было посетить за время отпуска. К тому же, оставшись один, я обнаружил, что у меня почти закончились деньги, а я еще даже не купил обратный билет.
Между бабушкой и байдарками у нее был день в Питере, и это был день нашей последней встречи. Московский вокзал, проливной дождь – и еще два часа у нее дома. Ее торопили (она уходила в поход в этот же вечер), кто-то звонил и она отвечала ему удивительно ласковым голосом. Я пил чай и говорил гадости. Было и несколько совсем небанальных моментов – например, ее взгляд, когда она вышла из душа с полотенцем на голове; но подобные мимолетные ощущения всё равно невозможно описать, их можно только пережить, да и то довольно быстро начинаешь сомневаться – а было ли там что-то такое или я просто выдумал это сейчас, сидя на берегу реки Мононгахелы и глядя на фонари набережной, которые со своими длинными отражениями в воде очень похожи на свечки в Софийском соборе Новгородского кремля.