ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Жажда золота

Очень понравился роман!!!! Никаких тупых героинь и самодовольных, напыщенных героев! Реально,... >>>>>

Невеста по завещанию

Бред сивой кобылы. Я поначалу не поняла, что за храмы, жрецы, странные пояснения про одежду, намеки на средневековье... >>>>>

Лик огня

Бредовый бред. С каждым разом серия всё тухлее. -5 >>>>>

Угрозы любви

Ггероиня настолько тупая, иногда даже складывается впечатление, что она просто умственно отсталая Особенно,... >>>>>

В сетях соблазна

Симпатичный роман. Очередная сказка о Золушке >>>>>




  66  

Запинаясь, Вазак пересказал историю похода на могилу Инес ди Сальваре. Драка в «Лысом осле», найм старого проходимца… Понять, слушает ли его Талел, было невозможно. Покойница сидела без движения, опустив руки на бедра. Когда толстяк замолчал, радуга в глазах Терезы на миг погасла.

– Я понял, – без выражения сказал Талел. – Ты хочешь о чем-то спросить меня?

– Да, мастер! Амброз знал заранее, что я свяжусь с тобой…

– Амброз хитер. Будь с ним осторожен.

– Но почему? Почему Амброз хотел, чтобы я предал его?

– Амброз хитер, а ты глуп. Сам того не ведая, ты передал мне целое послание от Амброза Держидерево.

– Я глуп, мастер! Посвяти и меня в послание Амброза…

Свечи, моргнув, погасли. В зале воцарилась тьма. Ее озарял лишь гранат в перстне Вазака – и млечный огонь в глазницах покойницы.

– Амброз говорит: Красотка умерла чудовищем и была похоронена сразу после визита Симона Остихароса. Возможно, на ней ставили опыты. Возможно, ее убили. Виновны ли в этом Симон Пламенный и служка Циклоп? Я допускаю это, говорит Амброз.

– О, Талел!

– Амброз говорит: Симон Остихарос и служка Циклоп интересуются Янтарным гротом. Я тоже интересуюсь им, говорит Амброз. Но мой интерес – открытый. Они же действуют тайно от собратьев по Высокому Искусству. Хотят ли они возвыситься над остальными? Я допускаю это, говорит Амброз.

– О, Талел!

– Амброз говорит: Янтарный грот – пристанище магии, неведомой нам. Сивиллы не управляли ею. Но сивиллы пользовались возможностями грота. Они знали: как. И знали, что случится потом. Обычные женщины творили чудеса. Такое может повториться, и не раз. Сегодня – вещуньи, завтра – кухарки. Опасно ли это для нас, адептов Высокого Искусства? Я допускаю это, говорит Амброз.

– О-о, Талел…

– И наконец, говорит Амброз, я честен со всеми сторонами дела. Разрешив соглядатаю не прятаться от Симона, я показываю Пламенному свой интерес. Так же ясно, как показываю его Талелу Черному. Я подозреваю тебя, говорит Амброз Симону, в намерении узурпировать тайну Янтарного грота. Я подозреваю тебя в убийстве Красотки. Но я же и даю тебе возможность оправдаться. Захочешь ли ты оправдываться? Я допускаю это, говорит Амброз.

– О-о…

– А теперь уходи. Позже предашь тело костру…

Шаги. Тихий шорох: за Вазаком закрылась дверь.

Стон наслаждения.

Тишина.

2.

Янтарный грот сиял люстрой о тысяче свечей. Внутри люстры билась мошка по прозвищу Циклоп. Звон хрусталя нарастал в ушах, грозя глухотой. Вибрация пронизывала Циклопа насквозь. Казалось, звенит не грот, а он сам: кости и связки, хрящи и мышцы. Руки из последних сил сжимали голову, пытаясь унять болезненную дрожь. Циклоп зажмурился, спасая глаза от бешеного сияния, и увидел вплавленные – в янтарь? в мозг? – знаки.

Рисунки Ушедших.

Красотка собирала их. Щедро платила рисовальщикам за снятые копии. В башне Инес в изобилии водились свитки и фолианты, и даже гобелены с изображениями такого рода. Одноглазые холмы; символы, чей смысл утрачен; твари, похожие на плод гения безумного живописца. Красотка была уверена: эти рисунки – упрощенное письмо Ушедших, его безопасная разновидность, которая не сводит людей с ума.

А значит, письмена можно разгадать.

Увы, в разгадке она не преуспела. Циклоп же сомневался и в безопасности древних знаков. Они пылали перед его взором, смеясь над плотно зажмуренными глазами. «Я вижу их Оком Митры!» – понял Циклоп. Знаки были клавишами вселенской «гидры», водяного органа Мироздания. Только вместо воды в «гидру» залили жидкий янтарь. При нажатии знаки вспыхивали ярче солнца – и медленно, с неохотой тускнели. Тысяча голосов сплеталась в пространство без начала и конца, во время без конца и начала. Волны густого меда принимали в себя чужеродные струи кармина и смолы, охры и киновари. Море умоляло Циклопа об очищении. Он прозревал суть мольбы каким-то новым, загадочным чувством, о котором раньше и не подозревал.

«Почему я?!» – кричал Циклоп, захлебываясь в янтаре.

Ты, шептали волны.

«Я не знаю, как! Я…»

Знаешь, шептали волны. Ласкали кожу гладкостью и светом, пробирались в душу звуком и вибрацией; дурманили рассудок запахами горького миндаля и жженого сахара. Знаешь, можешь. Исправь. Настрой заново…

«Настроить?!»

Да…

Циклоп слышал диссонансы в музыке сфер. Они резали слух, оскорбляли обоняние, вызывали рвотные спазмы. Наждаком они обдирали кожу, комками грязи плавали в чистоте янтаря. Комки то и дело обретали форму человекоподобных тварей: клыки и рога, чешуя и перья, шипы и шерсть, жвалы и клюв, клешни и хвост скорпиона…

  66