– А я думаю, что не глупо. И родимое пятно, и вишни – это все бутафория. И этот человек, если он действительно имеет какое-то отношение к Бахраху, хотел, чтобы его увидели!
– Но зачем?
– Пока еще не знаю… Все, приехали. Ну, Игорь, с богом…
Они вышли из машины и вошли в подъезд. Поднялись на второй этаж, и у Земцовой непроизвольно вырвался радостный возглас, когда она увидела на лестничной площадке вишни.
– Смотри, вот они!
Но пакета найти так и не удалось. Была ночь, и беспокоить дворника или тревожить жильцов, чтобы спросить, кто убирает в подъезде, они не рискнули.
– Что будем делать, Шубин? Пакет-то исчез.
Они стояли как раз напротив опечатанной двери квартиры Бахраха. Игорь молча отклеил листок с печатью и привычными движениями принялся открывать замки… Юля заслонила собой глазок на двери соседей. Провозившись минут десять с отмычками, Шубину удалось все-таки открыть дверь, и они, нарушая все законы, вошли в жилище покойного Михаила Семеновича. И тотчас услышали страшный грохот. Звон битого стекла…
– Всем стоять! – приказал Шубин, выставляя руку с пистолетом вперед. – Ни с места, стреляю!
Но квартира была уже пуста. Погруженная в темноту, она безмолвствовала. И лишь в глубине ее светил за окном фонарь. И еще ветер надувал прозрачные дымчатые занавеси.
– Здесь кто-то был, возможно, ночевал, а испугавшись нас, разбил окно и выскочил наружу… Второй этаж, довольно рискованно. Разве что успел перебраться на дерево, а оттуда – вниз?
Шубин деловито осматривал квартиру, не выпуская пистолета из рук. Юля позвонила Корнилову домой – подстраховаться на случай, если кто-нибудь из соседей слышал шум и вызвал милицию. Корнилов что-то промычал ей в ответ и бросил трубку.
Они долго не решались включить свет, но после того, как все шторы были плотно задернуты, все же зажгли настольную лампу.
– Если здесь кто и был, то только не грабитель. Смотри, все как в музее… – Шубин даже присвистнул. – Ничего себе квартирка у директора крохотной макаронной фабрики!
– Здесь был кто-то свой. И этот кто-то тоже очень любит вишни… – сказала Юля и показала взглядом на разорванный, подмокший от вишневого сока, пакет, лежащий на столе.
– А вот еще один! – Шубин увидел точно такой же пакет, но наполовину наполненный вишнями, на маленьком инкрустированном столике.
– Вишни… Надо же, как странно… И что этот человек здесь делал?
– А ты не догадываешься?
– Нет.
– Вишни ел.
26. Герман
В Москве Герман сразу из аэропорта поехал на Тверскую – подышать столичным воздухом, осмотреться, прийти в себя, накупить местных газет и журналов, чтобы в спокойной обстановке какого-нибудь кафе, не спеша попытаться найти координаты стрип-бара «Черная лангуста».
…Герман сидел за столиком в летнем кафе и пил холодное пиво. Перед ним лежал раскрытый номер «Досуга», где в разделе «Ночная Москва» он и нашел стрип-бар «Черная лангуста». Он несколько раз подчеркнул это название ручкой и теперь смотрел на расплывающиеся перед ним буквы, спрашивая себя, что ждет его за дверями этого стрип-бара и правильно ли он сделал, приехав сюда. А вокруг бурлила и шумела Москва, пахло влажным асфальтом – только что прошел дождь.
Дмитрий неоднократно рассказывал ему об отце, о том, насколько он ненавидит его за то, что тот в свое время бросил его мать, но Герман не верил ему, ни единому его слову. Он не мог понять, как можно ненавидеть человека, который всю жизнь стремится помочь сыну, присылает деньги, тянется к нему. И если сначала Герман, слушая Дмитрия, молчал, то позже стал высказывать ему вслух свое недоверие и, таким образом, словно провоцировал его на какие-то новые объяснения, подробности. Герман не знал, что своими ироничными и насмешливыми вопросами он непроизвольно стравливает сына с отцом, настраивая Дмитрия против родителя. Хотя в душе он хотел бы, чтобы Дмитрий помирился с отцом и принял от него какую-то материальную помощь. Через два года знакомства Герман уже знал довольно много о Бахрахе-старшем. Но не от Дмитрия. От посетителей ресторана, от каких-то знакомых, приятелей. И хотя никто толком ничего о нем не знал, все в один голос утверждали, что Михаил Семенович – старая лиса, у которой водятся денежки. Что он – «номенклатурщик», «делец», «бизнесмен», «бабник», «макаронник», «нефтяник», «ростовщик»…
Герман не раз советовал Дмитрию помириться с отцом, но Дмитрий всегда злился, когда Герман затрагивал эту тему, и только позже Герман понял почему: ему было уже стыдно перед отцом за свое баранье упрямство и ничем не обоснованную ненависть, стыдно и поздно что-либо менять… Кроме того, Герман стал замечать за Дмитрием странности. То он находил его разговаривающим с самим с собой в своей каморке, то вдруг он собрался жениться на Лолите, «чтобы спасти заблудшую душу». А однажды он признался Герману в том, что испытывает ненависть к Земцовой за то, что та унижает его своими подачками и подарками. Раз он застал Дмитрия, когда тот мочился в каморке в ведро вместо того, чтобы пойти в туалет. На вопрос Германа, зачем он это сделал, Дмитрий ответил, что туалеты платные…