Здесь Маша сделала паузу и взглянула Анне прямо в глаза, ища, по всей вероятности, сочувствия.
– Он хотел сдать меня в лапы милиции и избавиться от меня таким образом. Но он и представить тогда себе не мог, как же мне было страшно. Как жутко при мысли, что меня кто-то может допрашивать, выяснять мою личность… А что, если я действительно натворила что-то такое, за что должна нести наказание? Или, наоборот, кто-то подставил меня? Он очень жестокий, твой бывший муж… Это человек с двойным дном, я просто уверена в этом.
– Может, ты и права… а что было потом?
Пока что Маша говорила правду.
– А потом он и вовсе понес такую ерунду, что мне даже стыдно стало за него. Представляешь, он сказал, что благодарен мне за то, что я помогла вам сблизиться… Глупо. И тут же стал говорить мне о своей любви к тебе… еще более глупо. С одной стороны, он явно намекал мне на то, что я мешаю ему, а тут вдруг такое…
– А что было потом?
– Мы говорили об амнезии, но все это были лишь пустые слова. А вот теперь я скажу тебе самое главное… Он бы, может, и дальше что-то говорил, лил мед мне в уши, если бы не раздался звонок. Очень тихий… Звонил не твой телефон, а его… понимаешь? Мобильный. Должно быть, где-то в кармане. Но он даже не пошелохнулся при мне, как будто никакого звонка и не было.
– Да?..
– Я сделала вид, что ничего не услышала, сказала, что неважно себя чувствую, что подумаю над всем, что он мне сказал, и ушла… Я была в туалете, в ванной, и слышала оттуда его голос. Совсем тихий… Так что разговаривал он не со мной, понимаешь? И то, что ты слышала, не имеет ко мне никакого отношения.
– А почему ты не сказала мне этого раньше?
– Когда? Ты же только сегодня стала задавать мне эти странные вопросы… Хотя я с самого утра почувствовала, что ты охладела ко мне. Что злишься на что-то… Мне и так плохо, а тут еще твои подозрения.
– Но, если это не ты, значит, есть кто-то еще, кому были адресованы эти слова… И кто же она, эта женщина? А ведь это точно женщина…
– Значит, та, в сером костюме и в очках.
– Может быть, может быть… – Анна задумчиво смотрела куда-то мимо Маши, еще не зная, радоваться ей или нет, что у Гриши появились какие-то таинственные дела с другой женщиной. Ведь когда она подозревала Машу, то видела своего потенциального врага в лицо. А что сейчас? Снова анализировать подслушанный ею монолог Григория, чтобы понять, как ей с ним себя вести? А надо ли это вообще? Вот выяснится, кто такая на самом деле Маша, где живет и кто муж ее ребенка, и эта история будет закончена, а потом и забыта. С Гришей она будет сохранять до поры до времени дружеские отношения, а с Матайтисом – время покажет…
– Я вспомнила, как меня зовут, – неожиданно сказала Маша более радостным, миролюбивым тоном. – Дина Казарина. Я – внучка профессора университета Дмитрия Александровича Казарина. И та квартира, где мы сегодня с тобой были, принадлежала именно ему.
– А родители?
– Они давно живут в Австралии. У меня дома есть фотографии… Я тебе обязательно покажу.
– Хорошо. Это просто замечательно, что ты постепенно все вспоминаешь. А теперь собирайся. Сейчас за нами заедет Максим, и мы поедем к одной женщине, которая, быть может, узнает тебя… Возможно, что уже сегодня нам удастся заполучить обратно твои вещи и, главное, ключи. И… прости меня, если можешь… – Анна обняла Машу и поцеловала. – Ты себе представить не можешь, как же мне стало легко… Словно гора с плеч…
Глава 14
Мария Николаевна
Кастеляншу звали Мария Николаевна. Увидев удостоверение Матайтиса, она побледнела и распахнула дверь с явно обреченным видом.
– Проходите. Все расскажу как на духу. Я ждала вас. Боялась. Вздрагивала от каждого звонка. Но на мне вины нет. Любой на моем месте притих бы, стал тише воды ниже травы. Я знала, я знала…
Это была крупная женщина с округлыми формами, тщательно зачесанными длинными волосами, уложенными в тугой узел на затылке, добрыми карими глазами и большими розовыми ладонями, которыми она нервно приглаживала и без того гладкую прическу. Маленькая, скромная и опрятная квартирка в уютном московском дворике неподалеку от метро «Аэропорт», запах горячих пирогов и чистоты.
Увидев за высоким Матайтисом худенькую фигурку, Мария Николаевна перекрестилась и всхлипнула:
– Девонька моя… Жива, слава богу… Ты же Дина? Дина Казарина? У меня твой мешок. У меня. И вы правильно сделали, что приехали ко мне домой, что не стали пытать прямо там, в отделении. Я бы не вынесла того позора… А ведь это все Клеопатра приказала. Ей надо было сухой уйти, чисто и тихо. Она была нормальной женщиной, но уж больно переживала за свою пенсию. Волновалась, чтобы в отделении перед ее уходом все было чин чином. Чтобы детишки не умирали, и женщины выписывались здоровыми. Дай-ка я тебя обниму… Ты не узнаешь меня? Забыла, что ли, тетю Машу, у которой ночью воровала пеленки для своих подружек? Да мне не жалко их было, просто я в ответе за них… Но я не сержусь на тебя, нет… Я рада, что вижу тебя перед собой. И мешок твой я не открывала. Как был с узлом, так и остался. И если было что у тебя там ценного – все сохранилось… Проходите, садитесь за стол… Может, чаю?