34 
Девушка подняла на него глаза, и он понял, что она его не слышит и не видит, что она находится в том полупьяном состоянии, когда человек не отвечает за свои поступки и не отдает себе отчета в том, что происходит. Эта девочка, Анжелика или Вероника, сидела, наверное так долго на лестнице, что каждая клеточка ее нежного тела, каждый волосок, каждая ворсинка ее шубки покрылись голубоватой изморозью…
Он налил в стакан коньяку, плеснул туда мятного ликеру, бросил ложку сахарного песку, сунул, примяв пальцем и раздавив, дольку лимона и поставил все это в микроволновку: разогреть… Придумал этот коктейль, глядя на покрасневший кончик носа своей гостьи, влюбленной в него до потери памяти, до потери всякого стыда…
А через полчаса уже вез ее, пьяненькую, теплую и взмокшую, домой, к маме… По дороге спрашивал, где она живет, и она отвечала тихо, постанывая и покачиваясь, как будто на каждой кочке, на каждом повороте машины испытывала сладкую судорогу…
Машина неслась по убеленной снегом Москве, девочка-кукла сидела по правую руку от него, и на лице ее, блаженном, онемевшем, вспыхивали пятна света – отражения светящихся рекламных щитов, витрин магазинов, фонарей.
– Я провожу тебя до самой двери, – заявил он, помогая ей выйти из машины возле дома на Красной Пресне. Так вот где, оказывается, мы живем?! И кто у тебя, интересно, родители и почему позволяют дочке вот так запросто гулять по ночам и искать встреч со взрослым мужиком? Какие-нибудь артисты, которым наплевать на все, кроме своих амбиций и гастролей! Хотя почему именно артисты?
– Не надо, – выдавила она из себя.
– А я уж думал, что ты немая. Ни слова не сказала… Я даже не знаю, как тебя зовут…
– Я же в письмах вам писала: Вероника. – Она с трудом сглотнула, прокашлялась.
– Ты не ходи больше ко мне, не нужно. От греха подальше, поняла?
Она кивнула головой. Чаплин зачерпнул ладонью пригоршню чистого, только что выпавшего снега и растер им свое лицо. Хотя надо было бы умыть снегом барышню.
– Приди в себя, а? Обещаешь мне?
– Поцелуйте меня, – в ее голосе послышались истеричные нотки. – Я не приду… Я умру…
– Дура! – заорал он и замахнулся на нее. – Только этого еще не хватало! Умрешь, говоришь?
Она кивнула головой и отвернулась.
Вот такая дура перережет себе вены, а ты потом всю жизнь мучайся угрызениями совести…
– Садись в машину. Садись, я тебе говорю!
Его и самого уже заколотило.
– Садись, говорю, поедем!
– Куда? – Лицо ее прояснилось, глаза расширились. – Куда, Игорь?
– Сейчас сама увидишь.
Она села в машину, и они поехали. Он вез ее в морг. Другого в этот ночной час придумать не мог. Помнил, как однажды ездил туда за телом одной пожилой женщины – матери друга, уехавшего на соревнования за границу и не имевшего возможности приехать на похороны. Он вспомнил даже запах, которым сопровождалось это тяжелое действо…
Остановились возле освещенного крыльца двухэтажного дома, Игорь почти выдернул девчонку из машины, поставил на снег и, подхватив под мышки, встряхнул.
– Пойдем, у меня тут дело одно, сама увидишь…
Она нахмурила свои соболиные брови, потянула носом, зверек нахохлившийся. Как же много в ней было детского, несмотря на женский призывный наряд, боевую раскраску!
Он распахнул дверь и, схватив ее больно за руку, потянул за собой. В коридоре столкнулся с заспанной теткой в белом халате.
– Мы за родственницей приехали… нам сказали, что она здесь… На опознание…
Тетка застыла в ступоре. Не могла знать, что это жестокая игра, направленная на отрезвление отроковицы. Дурочки.
Игорь же, отпустив свою жертву, отвел тетку в сторону и в двух словах объяснил суть: не допустить суицида, испугать так, чтобы неповадно было… Она сразу поняла и прониклась к нему, сующему ей в ладонь хрустящую бумажку, уважением.
– Пойдемте…
И повела в свое царство мертвых, в полумрак растерзанных ледяных тел…
Вероника выбежала на свежий воздух, в синюю ночь, в легкий снегопад и остановилась, подставив лицо мягким белым хлопьям. Ее трясло.
– Вы… Вы нарочно…
– А ты как думала? Хочешь лежать там же куском холодного вонючего мяса?
Он видел ее спину, прямую, молодую, и ему хотелось обнять ее, приласкать, успокоить. Но она же, дура, не так поймет, еще раздеваться начнет прямо возле морга.
И вдруг она повернулась и кинулась к нему, обняла, прижала к себе и замерла, прощалась…
– Вот и хорошо. Найди себе мальчика и пудри ему мозги… А меня забудь, я женат, у меня трое детей…
34 
