— Елена, как ты могла! — в изумлении проговорила Основина.
— Я все объясню потом… Без этого господина, — огрызнулась Елена Михайловна. — Лучше держите рот на замке.
Из складок Милягиной вылетел утробный звук, который сошел бы за смех.
— Ох, Ленка, ох, шельма, всех провела, и я, как дура, поверила, — добавила она.
— Так что же дальше? — опять спросила супруга инспектора народного просвещения. До чего любопытная дама.
Ванзаров изобразил глубокую невинность:
— Что дальше?
— Кто же их… всех… — Екатерина Семеновна никак не могла произнести страшное слово.
— Кто убил всех барышень? — переспросил Родион, глотком опустошил чашечку и добавил: — Шоколад у Сокольской действительно отменный.
Он поклонился и быстро вышел. За ним увязался какой-то мальчишка в хлипком пальто. Парочка быстро исчезла из виду изумленных и растерянных дам.
— Ну узнали все что хотели? — спросил Коля с тяжким вздохом. Возвращение из шкуры наследника миллионов давалось нелегко. Под глазами красовались отличные синяки.
— Только благодаря вашим стараниям, — сказал Родион, протягивая руку. — Спасибо, что обегали и собрали этих обманутых женщин.
Коля долго тряс ладонь и не отпускал, так ему было хорошо и приятно.
— И второго дня, в «Неметти», вели себя как настоящий герой. — Ванзаров мягко освободился от крепких пальцев мальчишки. — Это настоящий подвиг. Я горжусь вами, коллега.
— Сплоховал я, — сказал Николя с интонацией прожженного ветерана. — Сплоховал и опростоволосился.
— Шампанское на грудь и порушенный столик — мелкие издержки. Только ваша глу… Глубокая находчивость позволила достоверно сыграть роль. Искра попала в капкан.
— Сгубила меня шальная женская красота, прямо мозги вон вынесла, — сказал мальчик неподражаемо мрачно. — Ума и рассудка лишился начисто.
Усы спрятали улыбку. Ванзаров не стал утешать. Если б Гривцов знал! Порой красота и не такие натуры сгибает в бараний рог. Не все истории годятся для неокрепшего сознания. Кое о чем лучше промолчать.
Коля заметно расхорохорился. Возрожденная энергия разлеталась брызгами.
— Что теперь? Куда прикажете?
— А теперь, Николя, начинается самое важное, — сказал Родион. — Ошибиться нельзя. Второго шанса не будет. На вас вся надежда.
Гривцов принял наставления и поклялся умереть, но выполнить. Теперь его опыту можно доверять. Ничего другого все равно не осталось.
* * *
Это было чудовищно. Неслыханно. Оскорбительно. И невероятно. Но выбора не оставили. Скрестив руки на груди, по примеру великого императора его деда, Огюст позволил вытворять все, что этим господам вздумается. Он демонстрировал полное равнодушие к беспорядку и хозяйничанью непрошеных гостей. Пусть пока порезвятся. Пусть потешатся. Монфлери никогда не забывали нанесенных оскорблений. Дед его дрался на дуэлях. Отец — дрался на кулаках и чем придется. А он… Он не посрамит фамильную честь. Так отомстит этим господам, что горько пожалеют о своем поступке. Но будет поздно. Монфлери непреклонен. На коленях стоять будут, умолять будут, но Монфлери не удостоит их и плевка.
Мрачные мысли куафера бродили улыбкой тонкого сарказма. Замечать тонкие движения души было некому. Лебедев распоряжался в салоне, как в участке. Указывал, как и куда встать, перестраивал и покрикивал. Господа выражали тихую покорность произволу. И по первому требованию меняли диспозицию.
Наконец картина была закончена. У края зеркала стояли два Анри. Один живой, другой в отражении. Оба они с брезгливым равнодушием взирали на происходящее, но вели себя с достоинством, то есть замерли и старались не дышать. Рядом с ним в кресле разместился самый высокий из присутствующих — полковник Милягин. Он улыбался, но получалось криво. В кресло перед ним засунули господина Основина, как самого низенького. Около полковника встал банкир Дудников. Монфлери оставили в покое. Он так и замер, прислонившись спиной к зеркалу.
Аполлон Григорьевич остался доволен разгромом.
— Ну как? — спросил он.
— Лучше не придумать, — сказал Родион, который не вмешивался и как будто нарочно встал спиной ко входу. — Будьте добры спрятаться в подсобку.
— Но, может, я… — Лебедев попытался протестовать. Ему быстро объяснили, где сейчас место криминалистики. В кладовке прекрасно слышно, но появление его персоны нежелательно. Всему свое время. Курить запрещается. Подхватив чемоданчик, Аполлон Григорьевич протолкнулся сквозь знакомых и скрылся с глаз.