Сначала, вроде бы ничего, но потом стало скучно, ггероиня оказалась какой-то противной... 
89 
* * *
Леонид Самойлович приложил все усилия и добился своего. Теперь у него был крохотный, но свой кабинет. Прочие чиновники сидели в общем присутствии. А это значит, чужие глаза и уши следят за каждым вздохом. Лишнего слова не скажешь, не то что нужного посетителя принять. Теперь наслаждайся жизнью, не боясь, что кто-то узнает и донесет начальству. Хотя с начальством господин Пигварский находился в дружеских, то есть деловых отношениях, но зачем лишний раз пробуждать лихо. Пусть спит тихо.
Для счастья у него было все, что надо: стол, кресло, лампа с зеленым абажуром и даже самоварчик для чая. Но счастьем в кабинете не пахло. Леонид Самойлович сидел мрачный, уставившись в окно, а не в бумаги, что лежали неразобранной стопкой.
Дверь отворилась без стука. Он нахмурился, чтобы строго указать нарушителю приличий, но грозные слова остались на языке. Он растерянно пробормотал:
— Что ты здесь делаешь?
Дама затворила дверь и села на стул, предназначенный для просителей.
— Ты не рад мне, Леонид? — спросила она.
— Нет, конечно, рад… Так неожиданно… Ты никогда… Что-то случилось?
— Разве может еще что-то случиться? Я опять чего-то не знаю?
— Что ты… Конечно… Прости…
— Не стоит, ты прав. У нас случилась большая неприятность. Сегодня к нам приходил сыщик.
— Какой сыщик? — не понял Леонид Самойлович и тут же закусил губу.
— Чиновник сыскной полиции, если так тебе яснее. Некий Ванзаров. Случайно не твой приятель?
Миниатюрная дама рядом с лысеющим господином плотного сложения казалась особенно хрупкой. Но хрупкость эта обладала редкой силой. Елена Михайловна смотрела на мужа, как хозяин на провинившегося пса. И каждый знал отведенную роль.
— Зачем он приходил? — Чиновник внезапно охрип.
— А ты как думаешь? Напряги воображение…
— О господи… Опять…
— Нет, Леонид, в этот раз «не опять». Теперь все только начинается. Я хорошо поняла этого господина: юнец на вид простоват, но иметь с ним дело я бы не рискнула. Съест и не подавится. Тебе с ним не тягаться.
Самообладание Пигварского растаяло, как мороженое в жару.
— Что же делать? — придушенным шепотом вскрикнул он.
— Трезво взглянем на вещи, — предложила Елена Михайловна так, что отказа быть не могло. — Я тебе верю. Я обязана это делать, потому что я твоя жена. Но как посмотрит следствие?
— Но ведь дело закрыто!
— Если новый следователь задает вопросы, значит, его открыли вновь. Это хуже всего. Стали проверять и искать виноватых. Ты чиновник и лучше меня знаешь, что бывает, когда начинают проверку закрытых дел.
— О боже!
— Причитаниями делу не поможешь, Леонид. Пришла пора действовать.
Леонид Самойлович превратился в одну большую лужу.
— Что же делать? — повторил он.
— Ты должен думать о семье. Ради семьи ты должен сделать все.
— Конечно, Леночка, я готов… Приказывай.
— Ты должен уехать, скрыться. Пусть следствие идет без тебя. Авось найдут кого-нибудь. Твой отъезд всегда можно объяснить болезнью родственников или чем-то еще, не важно. Главное исчезнуть…
— Когда мне…
— Немедленно. Беги в банк, сними немного денег — и сразу на вокзал. Садись на первый поезд до Вологды, там отсидишься у тетки. Вещи тебе пришлю.
— Но как же так…
— Напиши прошение о срочном отпуске без содержания, я передам твоему начальнику. Надо действовать прямо сейчас… Помни о семье. И все образуется.
— Хорошо… Конечно… Я все сделаю… Раз я виноват… — Пигварский схватил перо, лихорадочно набросал прошение и отдал жене.
— Я останусь здесь, подожду… — сказала она, суша чернила легкими взмахами. — Нас не должны видеть вместе. Торопись…
Леонид Самойлович сорвался с места, подхватил пальто, хотел обнять жену, но строгий взгляд не позволил, и выскочил из кабинета. Он удачно проскользнул мимо присутствия, никто его не окликнул, и сбежал по лестнице. В воображении вставали страшные картины, как его везут в кандалах и цепях. Дверь манила свободой. Пигварский был в шаге от нее, когда его окликнули.
Чиновник замер на бегу.
— Куда-то спешите? — спросили его.
Незнакомый молодой человек смотрел с особым интересом, в котором мерещились и цепи, и кандалы. Пигварский понял все и сразу, похолодел до самых пяток и не нашелся что ответить.
— Так куда вы торопились?
«Все, теперь все кончено. Скрутят и повезут в тюрьму. Всему конец». Пигварский тонул среди страха, но не мог слова промолвить.
89 
