Особенно,... 
160 
Я был рад что-то сообщить:
— Ничего чего, не «зондер». «SS» — это «Schutz-Staffel»…
— Чего-чего? «Шутц» понятно — «охрана». А «штаффель»?.. На «штиффель» похоже… Охрана в сапогах, что ли?
— Staffel — это коммандо, отряд… У Геринга был свой полк — авиа, его охрана… оттуда начались называть-назвать…
— Охранная команда, значит… Типа опричнины… А, хитро… Кстати, ребята, надо список вещей на завтра составить, в поездку едем, нет? — сказал Павел Иванович, позёвывая и поправляя рукой что-то во рту, на что Максимыч достал с полок тетрадный лист и огрызком красного карандаша начал царапать:
— Так… Кипятильник… Чай… Колбаску, сыр, хлеб… Белье… Трусы-носки у вас есть? Можно купить в ларьке, у них всё есть…
— Ничего есть… Всё там… чемодан… персидский словарь, электронка… даже щубная зётка… блокнот-словарь… — перечислял я.
Вдруг раздался резкий, какой-то излишне горячий нервный звонок. Послышался скрежет стульев, женский голос крикнул:
— Это Борька, наверно. Я открою!
Щёлкнула дверь. Какие-то тихие разговоры. Вдруг с грохотом распахнулась дверь и в комнате появился Витя-кобурной, за ним ввалился капитан Жирновский.
— Оставаться по местам! Мы из милиции! — сказал зло Витя и, схватив меня за руки, свёл их вместе и грубо защёлкнул холодным жгучим острым железом. — А ну, встал!
Ветераны, открыв рты, сидели не двигаясь. Я осоловело смотрел вокруг. Внутри всё оторвалось и полетело кавардаком.
— Где его вещи? Эта сумка? Эта, спрашиваю?
Максимыч сглотнул слюну:
— Ну, эта… да.
— Да вы чего, ребята? Это же божий человек, немчик учёный, гость, Фредя… — Павел Иванович начал было вставать, но Витя силой усадил его за плечо обратно:
— Сидеть! Руки на стол! Знаем, кто это! — А мне, вставшему со стула, процедил: — Вы арестованы по подозрению в убийстве… К выходу! Жирновский, сумку его!
Капитан только сейчас отдышался, хотел что-то сказать, но Витя уже рывками выдернул меня из комнаты, так что капитан, подхватив мою сумку:
— Эта? Еще чего его было? — разлаписто заковылял следом.
В прихожей я увидел много лиц, но они были как бы слеплены в один ком, и этот ком разными глазами смотрел на меня. Ноги не шли, но Витя толчком заставил переступить порог и удерживал около двери лифта, пока та с дрожанием и железным визгом не стала открываться. Люди стояли в дверях. Капитана не было. Я услышал голос Максимыча:
— Лида, откуда менты?
Женский голос ответил:
— Извините, говорят, немца ищем, мы его друзья…
— Где он там? — не отпуская меня, громко и недовольно спросил Витя.
— Воду пьёт. Идёт, — ответили и расступились, пропуская капитаново брюхо.
Витя, державший ногой дверь лифта, воткнул меня в кабину, за мной втиснулся капитан с сумкой. Пока ехали, все молчали. Вид у них был неприветливый и усталый. Мысли мои мельтешили без выхода: «Ende!»[87] Болели руки в железе, жали ботинки… Когда я пискнул:
— Кого? Куда? — Витя оборвал меня:
— Замолчал! Не положено! — и я замолк, хотя видел, что капитан хотел что-то ответить.
На улице около милицейской машины курил сержант Пьянуркин. Я обрадовался ему, но он не отозвался на моё робкое:
— Доброго дня, друг! — и молча полез заводить машину.
Капитан и я сели сзади, Витя, поправив под курткой кобуру, ввинтился на сиденье рядом с водителем. Садясь, я заметил: с балконов смотрят люди, вокруг машины стоят притихшие дети и тоже смотрят на нас.
— Нельзя… ручники снять — я не убегаю. Болит…
— Да по мне… — отозвался капитан, но Витя отрезал:
— Не положено. В камере снимут…
В камере…
— Я не виноватый, — сказал я, когда машина поехала.
— Не виноват — зачем тогда прятался? — не оборачиваясь, ответил Витя, знаками объясняя сержанту, как лучше выехать с этих проклятых Пулемётчиков на проспект, а капитан укоризненно сказал:
— Три подъезда по пять этажей обошли, пока вас нашли… чуть не умерли…
Откуда они узнали, где эти подъезды, я уже не уточнял: какая разница?.. Может, Алка сказала, хотя я ей не говорил, что я тут… Про ветеранов вообще никто не знал… Странно… Хотя всё равно уже… Поймали. Ловили и поймали…
«Wohin jetzt?.. Ins Gefängnis?..»[88] Внутри всё продолжало рваться. Но вдруг всплыло правило из памятки: если попал в милицию, надо попытаться позвонить…
— Позвонить можно?
— Полковник решит, — отрубил Витя, а капитан не удержался от укоризненного вопроса:
160 
