Полковник вернулся, кого-то приветствуя по дороге. Кое-кто от других столиков кивал, поднимал руки в приветствиях, он салютовал, слал воздушные поцелуи, а сев, тихо сказал мне:
— Обратите внимание — разгар рабочего дня, а ресторан уже полный… хотя обед тут пол их зарплаты стоит…
— Может быть, идём в другое место? — среагировал я (если ползарплаты — как же тут сидеть?), но полковник заиграл руками:
— Я не к тому… это их ползарплаты, не мои… Известная публика… Вон бритая морда с бабами… Депутат! Его недавно «животным» один юморист обозвал, суд запретил называть его так, юморист извинился и сказал, что теперь будет называть его исключительно «растением»… Там начальник ГРЕБУ СПЗД по Московской области, генерал Крутовец… В вечернем платье — сейчас, днем! — мадам Окочурина, мусорный бизнес… С ней — кровосос, у которого, говорят, 70 квартир в Москве и столько же — в Питере… Дальше — ювелир… Тот бритый голубец держит большой катран… Через столик — грузинский вор в законе, с охраной… — (С этим вором, седовласым джентльменом, полковник довольно любезно перекинулся странным приветствием: «Рава хар»? — «Вар, ра»[31].)
Я не удержался:
— Варавва?.. Бараббас? Бабаня Библию читала.
— Нет, это только я спросил: «Как ты?» — а он ответил: «Ничего», — засмеялся полковник и объяснил про вора: — Очень хороший, порядочный человек, у него недавно сына убили, в трауре сейчас… У нас в Грузии их называют «вор в рамке», вор-законник, знает рамки жизни и смерти… А вон там в углу, видите, два тощих субъекта, сладкую воду пьют, из отдела по борьбе с наркотиками… — Он неодобрительно покосился на угловой стол, где два очень худых глазастых человека тянули через соломинку пепси. — Наборолись сегодня уже до чёртиков, видно по мордам и красным глазам…
Я едва успевал крутить глазами и ушами.
— Пит что будэтэ, батоно Гурам? — подскочил кельнер с усиками.
Полковник переадресовал вопрос мне:
— Чего гость желает?
— Вино, наверно… бокал красного…
— Отлично. Три бутылки «Хванчкары», пару «Цинандали», ну и всё, как обычно, — закуска-макуска… «Хванчкара» — любимое вино Иосэба Бэссарионовича!
Выразив восхищение этим фактом и решив потом еще спросить у полковника, что означает инверсия «за-куска-макуска», я заикнулся было о том, что давно не ел овощей, салат бы не помешал, но полковник засмеялся детским смехом:
— Может, борщ еще с бубликом?.. Тут всё самое лучшее и отборное! Вот меню, посмотрите.
Надо ему сказать, что у меня нет денег, что карточку… того, забор… при заборе… А может, это те парень с девушкой украли?.. Поставили жучок, он все считал, а они забрали?.. Я открыл меню, но каждое второе название вызывало вопрос. Что это? На каком языке это написано?
— Это по какому? — спросил я. — По русскому?
— Да, но названия блюд грузинские. Это же грузинский ресторан, хозяин — грузин, повар тоже, официантки все чьи-нибудь родственницы… Такое грузинское подполье… «Молодую гвардию» читали?
— А, подполье, мало не покажется… Нет. Война? Опричники? Интересно?
Полковник усмехнулся:
— Это как фашисты во время войны молодых людей мучили и убивали.
Очевидно, я покраснел, потому что он тут же спохваченно всполошился:
— О, простите, геноссе! Наступил на мозоль! Я не хотел! Битте, геноссе! Иван Андрейч! Вырвалось!
Я ответил:
— Я привыкнулся, реально. Я немец. Надо эдакое бремя… еще долго, время… всё племя… наше семя…
Принесли вино, но все бутылки были открыты, а этикетки были французские.
— Что это? Французское? Вы же говорили — любимое вино Сталина? Хан…чара?..Он любил французское?
Полковник недобро усмехнулся:
— Какие-то дегенераты, понимающие в вине, как свинья в мандаринах, запретили продажу грузинских вин в России… Вот и приходится… маскироваться…
Это напомнило рассказ сержанта Пьяницына об этикетках.
— Это того, этикетки переклеивать? Что сержант говорил…
— Нет, тут система другая — в другие бутылки переливают. Маскировка… Парой тысяч от проклятого Онищенко не отобьешься…
Я начал было выяснять «про нищего», но принесли холодные закуски, очень красивые, а полковник объяснял:
— Это вот как раз овощи с орехами. Ну, протеины, я вам говорил… Это — зеленое лобио с гранатом, это — красное лобио, это — бадриджаны, а это, жидкое — баже, подливка с орехами… Потом будет чахохбили… А это всё вместе, — он обвёл стол руками, — называется «шарапи»[32], пир. — (Еще один японский корень меня уже не удивил — я видел ясно чёткую связь в языках и несколько раз с любовью повторил мохнато-ласковое слово «ша-рапи», идущее, конечно, от Хаммурапи, откуда же еще… Хаммурапи на шарапи…)