Особенно,... 
127 
— Рейн, Рейн! — Неужели я нарвалась-таки на то самое «забрало упало»?
— Рррр… — Расстёгнутый пояс улетел вслед за рубашкой на пол, сейчас муж возился с пуговицами на брюках.
— Рейн, — позвала я снова, не повышая голоса. Вот так, без паники. В любом случае, убивать он меня не собирается.
Горящие глаза вперились мне в лицо. А я, собравшись в кулак, поймала его взгляд и стала думать о том, как я его люблю, как верю, как благодарна. И о том, что он никогда меня не обидит…
На минуту он застыл надо мной неподвижно — в ауре — пожар, на лбу — мелкие капли пота. Но пуговицы оставил в покое. А потом стиснул кулаки добела и выдохнул:
— Ох, Сита… Ты поняла?
— Поняла. Но ты сильнее. А я ему, похоже, нравлюсь.
— Не то слово, — усмехнулся муж уже своей привычной усмешкой, присаживаясь рядом. — Он просто рванулся. Я тебе больно не сделал?
— Нет. И скажи ему, если можешь, конечно, с ним говорить, что твоя жена — магиня. Будет хулиганить — проведу обряд и выгоню прочь!
Муж напрягся. Брови над серыми глазами насупились, а потом поползли вверх.
— Говорит, что не выгонишь. Он привязан к этому миру клятвой, что не уйдёт к богам, пока не найдёт то, что искал.
— А что он искал? — заморгала я.
— Что-то в катакомбах Я таких слов пока не знаю. Понял только «сила».
— А сам он уйти хочет или нет?
— Гм. — Задумался, потом изрёк. — Там ждёт брат, но ему и тут неплохо.
— Ладно, если будет вести себя прилично, подарю ему на день рождения тарисийско-фризландский словарь и большую секиру, — попыталась пошутить я.
А что остается делать, если вдруг вы выясняете, что в голове вашего мужа не просто застрял осколок чужих воспоминаний, а поселился кусок чужой — и чуждой — личности. Некий незваный третий. И теперь остаётся только ждать, что будет дальше. Но невольно этот Ингварр дал мне подсказку. Обычно от одержимости лечат, изгоняя вселившееся в человека существо. Но это не всегда удаётся. И тогда есть другой путь — ослабить и сковать. Принципы я знала, где искать заклинание — тоже. Оставалось дождаться момента, когда ко мне снова вернётся магия, и тогда у нас будет управа на неистового Ингварра.
Холт качнул растрёпанной черноволосой головой. Прядь упала на плечо. Захотелось протянуть руку и пригладить. Кстати, а сама я после таскания кверху задом на кого похожа?
— Ты лохматая, — сообщил муж.
— Почему ты об этом подумал? — забеспокоилась я.
— Потому что смотрю на тебя, — он пожал плечами.
— Я думала о том, что растрепалась, секунду назад.
— Либо совпадение… либо нет. Если нет — меня бы это обрадовало. И, да, я делаю упражнения на фокусировку зрения. Как ты сказала — сосредотачиваюсь на контурах предметов, отметая ауры. И наоборот. Получается уже неплохо. — Усмехнулся. — Хожу, не спотыкаюсь. Но с вычленением одного объекта пока не выходит. И, Сита, я даже без аур вижу, что ты снова ёрзаешь. Сама скажешь, в чём дело?
— Скажу. Нужны игрушки для Соль. А ещё Винта едет с нами. И хочу узнать — а куда мы, собственно, едем?
— Давай по порядку. Игрушки… — Легко вскочил с кровати, подошёл к шкафу, открыл, сунул руку на верхнюю полку, извлек оттуда свёрток в хрустящей песочного цвета бумаге. — Вот, погляди, не подойдёт?
Ух ты! Серебряная чеканная погремушка на удобной ручке, украшенная кусочками перламутра и бирюзой. Причём сделано прочно и так, что пораниться нечем. Потрясла — раздался мелодичный звон. Прелесть какая!
Вторым подарком стал китёнок, сшитый из мягкого плюша. Размером в две ладони, очень уютный, голубой, с чёрными глазищами, полосатыми плавниками и хвостом, а ещё почему-то с белым пузом и четырьмя полосками белого горошка вдоль спины. Впрочем, китов я видела только на чёрно-белых гравюрах в книгах — кто знает, может, они так и выглядят? Но какой милый…
Холт улыбнулся:
— Вижу, угадал. У моего хорошего друга сынишке скоро три. Так что я примерно представлял, что искать.
— Шикни на своего Ингварра и иди ко мне, — позвала я. — Такая добыча достойна награды!
— Пока не стоит, — Рейн грустно улыбнулся. — Думаю, так. Смотри, ты почти уже не синяя — неделя, две — и сможешь снова магичить, да? И примерно столько же нам ехать до Лореции. Вот приедем — и в своём доме, в личной спальне, когда впереди будет вся ночь… — Он произносил слова медленно, с нажимом, глядя мне в глаза из-под полуопущенных век. А я чувствовала, как горят щеки.
127 
