Сперанский. На него можно просто натравить прокуратуру (в сущности, как и на всех, кто приложил руку к деньгам и имуществу Жени). Заменить подлинного Ренуара на свежую, еще не успевшую просохнуть подделку – какая грубая, вульгарная работа, недостойная эксперта его уровня! Вряд ли он позволил бы себе такое в отношении более солидных и уважаемых клиентов. Но Женя – у нее же на лбу был написан диагноз: нервное расстройство, помноженное на отчаяние…
Юдина – это, по мнению Маши, был вообще клинический случай (как в прямом, так и в переносном смысле). Да, произошла чудовищная ошибка, и алкоголичка-гинеколог отправила на тот свет неродившегося ребенка. Но не Жениного же ребенка! Однако Женя внушила себе мысль, что на месте той несчастной беременной женщины могла оказаться она. Ведь именно в тот день она поступила в больницу с угрозой выкидыша. И теперь она собирается призвать эту Юдину к ответу. Глупость! Ничего у нее все равно не выйдет. Дело замяли, чтобы не подпортить репутацию клиники, к тому же всем известно о врачебной солидарности. Все врачи покрывают друг друга, подтасовывают факты, рисуют фантастические документы, свидетельствующие о невиновности врача… Потому что – кто знает, кем будет следующий…
Кислова. В это трудно поверить, но и с покупкой квартиры Женю обманули. Все одно к одному! Тут и здоровый человек свихнется, а что уж говорить о молодой женщине, находящейся в глубокой депрессии? Не зря же говорят, что все мошенники – неплохие психологи и видят свою потенциальную жертву насквозь. Хотя и здесь сработано грубо, цинично. Неужели эта риелторша думала, что ей это сойдет с рук? Вероятно, она предварительно навела справки, узнала, что ее клиентка потеряла мужа, а это предполагает определенное душевное состояние, опять же отчаяние и желание быстро и радикально изменить свою жизнь. И еще – женщина совсем одна…
Между тем, что бы ни думала Маша по поводу этого бала, Женя продолжала действовать. И Лариса, окрыленная выходом книги, помогала ей, сопровождая каждый ее шаг.
Как Женя и предполагала, Герман, вернувшись в Москву и не обнаружив своей жены, ударился в панику, приехал к Сергею, рассказал, что квартира пустая, какая-то нежилая, что все вещи практически на месте и только в кухне на столе рассыпаны таблетки фенобарбитала… Сергей, ожидавший такой реакции Германа, подтвердил, что и ему, прилетевшему в Москву раньше, тоже не удалось повидаться с Женей и что соседка их, Лариса, сказала, что Жени давно уже нет, что она либо куда-то уехала (но тогда бы она непременно сообщила об этом Ларисе), либо – мужайтесь – она умерла, ушла из жизни по собственной воле. У Ларисы были ключи от квартиры, и последнее, что она видела, это рассыпанные на столе таблетки… Нет, милицию она не вызывала, посчитала, что это не ее дело, тем более что трупа-то нет, то есть Жени нет… Еще она рассказала Герману, что однажды вечером, когда Лариса зашла к Жене, чтобы поработать над рукописью… Какой рукописью? «Как, вы ничего не знаете? Я же написала книгу о вашей жене, Герман… Я не знаю, где вы были и почему не давали о себе знать (конечно, кинооператор, снимающий львов в Африке, – профессия экзотическая, но не до такой же степени, чтобы забывать своих близких!), но ваше долгое отсутствие, как бы это полегче выразиться, убило вашу жену… Она долго болела, знаете ли, а потом все чаще и чаще стала поговаривать о самоубийстве… Так вот, однажды, когда я позвонила в ее дверь и она не открыла, хотя я прекрасно знала, что она должна быть дома, я воспользовалась своими ключами…»
Эту сцену (Герман, слушающий сказку о пропавшей принцессе) Лариса по просьбе Жени пересказывала ей несколько раз, в красках, эмоционально, чуть ли не заламывая руки, и каждым словом, каждым жестом она словно обвиняла Германа, причем искренне. И Женя всякий раз спрашивала ее: как ты думаешь, он поверил, поверил? Но Лариса всякий раз пожимала плечами: откуда мне знать? Может, и поверил, а может, и нет.
Маша, присутствующая при этих разговорах, не находила себе места и едва сдерживалась, чтобы не поговорить с Ларисой откровенно. Она хотела выяснить, действительно ли Лариса верит в затею Жени с балом или же она слепо повинуется ей исключительно как человек, зависящий от Жени материально, из чувства благодарности за изданную книгу. Но всякий раз ее попытка завести разговор заканчивалась неудачей: Лариса всячески избегала оставаться с Машей наедине, словно чувствовала, о чем пойдет речь.