69 
Около двери квартиры Екатерины Васильевны он даже не удосужился отдышаться – все давил кнопку звонка, не отрывая пальца, пока не вспыхнул искоркой с той стороны глазок. На всякий случай улыбнулся вежливо – вдруг Настина бабка его не узнает? И переступил от нетерпения ногами, как стреноженный конь, – ну же…
Дверь открылась медленно, будто нехотя. Настя стояла в проеме, смотрела на него исподлобья. Молчала. У него сердце зашлось – все слова куда-то пропали разом. Лишь глаза делали свое дело, жадно впитывая в себя бледное скуластое личико, гладкую прическу с крысиным хвостиком, поджатые обидой пухлые губы. Вот она развернулась резко, пошла на кухню.
Ступив в прихожую и закрыв за собой дверь, он поплелся за ней, встал в кухонном проеме, зачем-то подмигнул сидящей в кресле перед телевизором Лизавете. Глупо подмигнул, неестественно. От растерянности, стало быть.
– Девочки, простите меня, поганца. Я никогда больше так не буду. Простите, – проговорил убито, будто проблеял, наклонив повинную голову.
– Садись, чего ты в дверях стоишь… – подопнула ему коленкой стул Настя.
– А ты, что ли, маленький – так смешно прощения просишь? – хихикнула из своего угла Лизка. – Или Настю боишься?
– Боюсь, Лизавета. Очень боюсь. Я честно скажу – и тебя боюсь тоже.
– Меня? – округлила глаза девчонка. – Правда, что ли?
– Совершеннейшая правда. Абсолютная. Вернее, я раньше так думал, что это правда. А теперь я так больше не думаю. Я просто Настю люблю. Понимаешь?
– И я ее люблю! И я! А я больше тебя ее люблю!
– Тогда знаешь что? Тогда давай любить вместе!
– Как это?
– Да очень просто. Вместе жить, вместе любить… Знаешь, как это здорово – вместе любить одного человека?
– Хм… Ты что, и правда хочешь с нами жить? Навсегда?
– Конечно навсегда. А как еще по-другому?
– А бабушка Даша говорит, что ты этот, как его… Малоимущий! Или нет, не так… Я слово забыла! В общем, она ругалась, что ты ей унитаз не смог починить!
– Наверное, она говорила, что я малахольный, да?
– Ага! Точно! Так ты ей унитаз починишь?
– Да запросто!
– А ты же не умеешь!
– Ну да, не умею… Ну и что? Я научусь, Лизавета. Я обязательно научусь. Я раньше много чего не умел, а теперь точно знаю, что научусь…
– Ну тогда ладно, тогда оставайся. А то мы с Настей одни не справимся. У нас же скоро ребеночек будет…
– Лиза! Помолчи, Лиза. Что ты говоришь… Иди лучше поиграй в комнате! – испуганно трепыхнулась от окна Настя, все это время с сердитым интересом наблюдавшая за происходящим.
– А хочешь, я вообще спать пойду? – с готовностью повернула к ней личико девчонка и улыбнулась лукаво. – Хочешь?
– Хочу! И впрямь, ступай-ка спать, болтунья. Разговорилась тут… Зубы не забудь на ночь почистить!
– Не забуду, не забуду! – резво соскочив с кресла, попрыгала мячиком с кухни Лиза. – Спокойной ночи! Ты прости его, Насть, ладно? – обернулась уже от двери. – Он же сказал, что больше не будет…
– Да, Насть. Прости. Не отказывай ребенку, – поднял Олег на нее веселые ожидающие глаза. – Прости дурака. Все равно я отсюда уже никуда не уйду. Так что прости и… дай чего-нибудь поесть, ради бога, а то я умру сейчас не от любви, так от голода…
– У нас только овсянка есть. От Лизиного ужина осталась.
– Давай овсянку. С удовольствием поем овсянку! Я страсть как люблю овсянку!
– Что с тобой? У тебя вкусы изменились? Ты раньше про такую еду даже говорить не мог… – усмехнулась она, смешно подняв бровки и подходя к плите. Плюхнув на тарелку целый половник овсяной размазни, со стуком поставила ее перед ним. Усевшись напротив, подвинула поближе масленку и хлебницу.
Он с жадностью принялся есть, чувствуя, как растворяется по желудку сытным благом каша-овсянка. Забытый вкус детства. А ничего, кстати. Есть можно. Когда на душе покойно и радостно, то и овсянка, между прочим, еда. Отправив в себя последнюю ложку, он поднял глаза, ткнулся взглядом в Настино задумчиво лицо. Бледное, скуластое, чистое. Никакая она не нимфетка и вовсе уж не Лолита. С чего это он раньше так о ней думал? И близко она той Лолите не родня. Обыкновенная молодая женщина со сложным характером, с неизжитыми комплексами из недолюбленного детства. Закрытая книга. Он еще и первой страницы этой книги не прочитал. И обложки не раскрыл даже. Может, и за всю оставшуюся жизнь не прочитает. Как знать. Как знать… Теплая волна вдруг захлестнула, ударила по глазам, и он замотал головой из стороны в сторону, потом взял в руки ее ладони, прижал к лицу, пробормотал сквозь них едва слышно:
69 
